Среди авторов издания были: Юсуф Акчура, Дэрдменд, АхмедХади Максуди, Риза Фахретдин, Нариман Нариманов, Ферудин бей Кочерли, Али Акбар Рефибейли, Осман Акчорлаклы, Ахмед Озенбашлы, Хасан-Сабри Айвазов, Ибрахим Фехми. Фуад Кепрюлю, Зияя Гекалп, Ахмед Мухтар паша. На страницах освещались вопросы о сформировании единого татарского языка, а также статьи по истории, культуре.
Как и следовало ожидать, эти пожелания татарской интеллигенции так и остались лишь на бумаге. Лишь некоторые земства отозвались на просьбу татар-мусульман и ассигновали незначительные суммы на поддержание подобных школ, преимущественно новометодных, в которых кроме религии изучались общеобразовательные предметы.
Дело в том, что общенациональный язык татарского народа сложился только в конце XIX в. В этот период наметилось сближение различных диалектов и говоров отдельных групп татар, а в старотатарском литературном языке «тюрки» произошли большие изменения. Литературные произведения, написанные на «тюрки», были доступны только небольшой группе образованной татарской буржуазии, большинству же татарского населения был малопонятен. В итоге за основу национального литературного языка был принят казанский диалект. К этому времени уже были сформированы не только лексические, фонетические и грамматические нормы литературного языка, но совершенствовались и его основные стили: литературный, публицистический, научный, официально-канцелярский и др.
Но царское правительство не отказывалось от своих имперских и русификаторских замыслов и всячески направляло усилия против национальной самобытности и самоопределения инородческого населения. Этой цели, в частности, способствовали «Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев» (1870, 1874, 1906, 1907 гг.), где было указано, что «конечной целью образования всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение их и слияние с русским народом». Все они были направлены против национальной самобытности, самосознания, самоопределения, значит на подрыв всех основ национальной жизни «инородцев».
Эти «Правила» требовали, чтобы новые мектебы и медресе могли открываться лишь при условии содержания русских классов при них. Это требование в русско-татарских школах привело с одной стороны к тому, что татары больше приобщались к русской культуре, но с другой – все это в конечном итоге содействовало политике русификации татарского народа. У значительной части татарской интеллигенции эта политика правительства вызывало бурю возмущения. Дошло до того, что в 1912 г. депутат III и IV Государственных дум Г. Х. Еникеев с думской трибуны прямо обвинил правительство в лице Министерства народного просвещения и лично Н. И. Ильминского в проведении «черносотенно-ассимиляторски-миссионерско-обрусительной тенденции: ограничения инородцев в правах, держание их в невежестве, в черном теле, материальное и духовное их ослабление, обезземеленье, искоренение родного языка, родной литературы, искоренение религиозных, племенных, бытовых особенностей, искоренение всего того, что составляет святая святых каждого народа, залог и условие его национального существования…»[347].
Хотя Я. Д. Коблов в своей книге и отрицает вину Н. И. Ильминского, поскольку, мол, именно он настаивал на преподавании в инородческой школе на родном языке инородцев. Именно им были сделаны переводы богослужебных книг для христиан-инородцев, а к татарам-магометанам Ильминский не имел никакого отношения и среди них школ не устраивал, ограничив свою задачу просвещением инородцев-христиан, которым грозила и грозит опасность татаризации и поглощения исламом. Но, в тоже время, именно Н. И. Ильминскому принадлежат слова: «Фанатик без русского образования и языка сравнительно лучше, чем по-русски цивилизованный татарин, а еще хуже аристократ, а еще хуже человек университетского образования». Поэтому он предлагал оставить медресе неизменными, а в русских школах для иноверцев преподавание вести на русском языке, без исламского компонента[348].
Здесь будет уместным сказать еще несколько слов о земских школах или земских училищах в дореволюционной России во 2-й пол. XIX – нач. XX вв. Земские школы в Пензенской губернии открылись во 2-й пол. 1860-х г. и финансировались за счет земских и общественных сборов. Имеющиеся церковно-приходские школы давно перестали удовлетворять растущие потребности населения обеспечить запросы населения в области просвещения. В 1914 г. в губернии насчитывалось 610 земских школ, в них 56,5 тыс. учеников, или 65 % от общего количества обучающихся во всех учебных заведениях губернии. В «инородческих» же школах обучение велось по системе Ильминского. Педагогические кадры для татарских школ, как правило, готовились Казанской учительской семинарией. По контингенту учащихся земские школы была смешанной, но были и раздельные школы для мальчиков и девочек. Земские школы в большинстве своем были одноклассными, с 3-летним сроком обучения. В них изучали закон Божий, русский язык и арифметику. В ряде школ преподавали гимнастику, основы ремесленного и с/х. дела. Для чтения использовались литературные произведения, книги по истории и географии России и Пензенского края. После 1917 г. земские школы перешли в ведение Наркомпросса и были преобразованы в школы 1-й ступени, сроком обучения 5 лет.
Царизм, как мы показали выше, не только препятствовал развитию национального, светского просвещения, но и не допускал желающих пробиться в гимназии, училища, университеты и т. д. Таким образом, двери для «инородцев» за редким исключением в храм науки и светской образованности были закрыты.
«Возможно ли проведение в жизнь тех предложений татар-магометан о национальной общеобразовательной школе и полезно ли осуществление их?» – вопрошал все тот же представитель казанской миссионерской школы Яков Коблов. «Прежде всего, вызывает недоумение само выражение «мусульманская национальная общеобразовательная школа»… (ибо) в мусульманской общине находятся разные народности: татары, киргизы, чуваши, башкиры, арабы и т. д. Ислам, как религию, исповедуют народности, говорящие на разных языках… и наоборот люди, говорящие одним языком, но принадлежащие к разным исповеданиям… Они (татары-магометане), тем не менее, не хотят считаться с национальными особенностями народностей, принадлежащих к исламу. С точки зрения ислама все исповедники его составляют одну нацию, одно государство, одну семью, и противополагать они могут себя не друг другу, а только людям, не исповедующим ислама. По характеру религиозных воззрений мусульман для них нет национальностей, а есть правоверные (уммет – община, государство верных) и неверные (кяфиры)… Не считаясь с национальным духом народностей, ислам нивелирует их, подчиняя каждый шаг в жизни исповедника своим правилам и предписаниям. Вот почему магометане говорят об одной мусульманской «национальной» школе»[349].
Таким образом, российским мусульманам при таком положении дел о национальной школе не стоило бы и мечтать. Противоречива была политика не только царизма, но и самой татарской буржуазии и примкнувшего к ней мусульманского духовенства. Российское правительство отчасти мирилось с этим явлением, уповая на то, что подобный путь будет более успешно способствовать общей цели русификации «инородцев». Но, с другой стороны, когда у входа в некоторые сады и бульвары в Казани висели таблички с надписью «Вход татарам и собакам запрещен», наивно было ожидать особую их благосклонность.
Дальнейшие рассуждения миссионера Я. Д. Коблова сводились к тому, что мусульмане, особенно татары, в своих убеждениях не различали, вернее, подменивали слово «вероисповедный словом «национальный», а передовые мусульманские народности «подавляли» духовно народности слабейшие. Татары же находятся в наиболее выгодных условиях. Издавна усвоив ислам, татары были распространителями религии среди других тюркских племен, а слово «татарин» употребляется ныне как синоним слова «магометанин». Отсюда появилось и выражение «в татары ушли», которое означает «отатарился», «принял ислам».
Как мы видим, составители проекта национальной школы, хотя и осознавали необходимость общеобразовательных предметов, но все еще не вполне освободились от воззрений конфессиональной школы старинного, кадимитского типа. Они тем самым лишали школу, составляющую предмет их мечтаний, характера национальной и общеобразовательной, поскольку усиленное преподавание религиозных предметов поспособствовало бы неминуемому сокращению часов преподавания других предметов. Изучение религиозных предметов требовало знания труднейшего арабского языка, который изучался в медресе десятки лет, а также персидский и турецкий. Отмечалось, что без знания этих языков немыслимо не только основательное, но даже более или менее сносное изучение вероучения, потому что на татарском языке нет первоисточников вероучения и серьезных богословских сочинений, не переведен на татарский язык с арабского даже Коран, и сам его перевод считается преступным и грешным. Кроме знания языков ученики (шакирды) должны были знать с разными разветвлениями богословских наук. При такой обстановке серьезной постановки вероучения и одновременного изучения общеобразовательных элементов в национальной школе не могло быть – школа, как и прежде, оставалась бы конфессиональной, лишь в некоторой измененном виде. То же относится и к начальной школе, в которых, согласно пожеланиям мусульманского съезда, русский язык должен был исключен из программы обучения, и заменить его по возможности на турецкие словесность и язык[350],[351].
Представители казанской миссионерской школы полагали, что создание национальной школы, более того, – субсидируемая государством, в целях самой государственности – вредна и она не в интересах просвещения народа. Они утверждали о том, что ислам по своей сути воинствующая религия, имеет враждебное отношение к «миру войны»
Эти апологеты христианства подчеркивали, что в России по многим причинам пока не может явного активно-враждебного отношения со стороны мусульман к иноверцам и к иноверному государству. Мусульмане приобрели репутацию лояльных граждан России. «…Но мусульмане могут при иных ситуациях и в силу необходимости оказаться нелояльными, чтобы не изменить в этом отношении заветам своей религии. В виду этого с государственной точки зрения не о развитии и распространении принципов ислама следует заботиться, а о возможном их ослаблении. Этот просвещенный фанатизм будет куда опаснее того слепого, невежественного фанатизма, который развивала мусульманская школа старинного типа. Кроме того, эта «мнимо-национальная» школа невыгодна и для самих мусульманских народностей, как неудовлетворяющая пробудившимся в них запросам и существенным нуждам. У мусульман назревает потребность в знании русского языка. Он необходим при отбывании воинской повинности и в торговых делах, и вообще при совместной жизни и сношениях с русским населением. И что замечательно, делегаты съезда, почти совсем вычеркивая русский язык из своей программы, сами они отлично знают русский язык, приглашают учителей русского языка для обучения собственных детей. Преследуя своеобразным утопическим целям и ради сохранения национальных устоев, на которые никто не посягает, они признают его излишним лишь для «чернаго» народа»[352],[353].
Также оставался открытым вопрос об учебниках на татарском языке. Ни на татарском, ни, тем более, на несуществующем общемусульманском языке не имелось по разным предметам преподавания учебников, соответствующих своему назначению. А принятые на то время к употреблению в татарских школах учебники нельзя было признать удовлетворительными, написанию же новых требуется время и очень значительное.
Краевед и историк И. Д. Биккинин в своей статье «Татарские школы», написанной для энциклопедии «Мордовия», отмечает: «Несмотря на дискриминацию, татарские книгоиздатели уже с начала 19 в. выпускали большое количество учебных пособий для татарских школ. Это вело к постепенному вытеснению арабских и турецких учебников. В период с 1891 по 1917 гг. было издано 526 учебников по религиозным дисциплинам, 206 по татарской литературе, 109 по татарскому и 9 по русскому языкам, 102 учебных пособия по нравственному воспитанию, 23 по истории татар, 18 по всеобщей и российской истории». Далее автор статьи продолжает: «Развитие новометодных мектебов и медресе с преподаванием светских предметов, а также татарских педагогических курсов беспокоило царские власти. В 1901 г. полиция разгромила педагогические курсы в Каргалы (Оренбургская губ.), готовившие светских учителей из татар, башкир, казахов и др. тюркоязычных народов. Силой закрывались десятки татарских школ. Только в 1910 г. в Казанской губернии было закрыто 97 новометодных школ. В 1911 г. полицией было разгромлено лучшее медресе России «Буби», вся ее библиотека конфискована, 10 из 14 преподавателей были привлечены к уголовной ответственности. Гонения на татарские школы усилились после «Особого совещания» по мусульманским делам (весна 1914 г.), когда борьба с национальной школой была возведена в ранг государственной политики. Светская татарская школа квалифицировалась как «в высшей степени нежелательное явление»[354].
Однако, возвращаясь к теме учебников, стоит добавить, что даже в 1924 г. Наркомпрос отмечал: «Школа осталась почти целиком со своим дореволюционным оборудованием. До деревенской школы ещё не дошёл новый учебник, наглядные пособия, методическая литература деревенская школа всё ещё пользуется случайным учебником, который по существу предрешает всю внутреннюю жизнь школы. Если в деревню и проникает новый учебник, то он настолько дорог, что непосилен для крестьянина»[355].
Актуальным был вопрос и самого литературного татарского языка, который к тому времени не был еще сформирован, хотя и существовала некоторая письменность и литература на татарском языке, но на том его уровне не представлялось возможным написать удовлетворительные учебники для школ. Практически все мусульманские народности в России не имели или же не сохранили своей литературы, а значит – не имели и исторического прошлого. Давно известно, что любой народ, не имеющий своего исторического прошлого, может питаться только той духовной пищею, которую он получает от более культурных народов.
Вследствие этого, христианские миссионеры были сильно озабочены тем обстоятельством, что «мелкие народности» не должны отрекаться от русского языка и русской культуры, и как можно быстрее освоить язык и начать его обучение в своих национальных школах, так как им грозит татаризация, в местах, где они совместно проживают с татарами. По этой и другим приведенным выше причинам они считали, что мусульманская национальная школа не только не полезна, но даже вредна в государственном отношении.
ebooksa