— Мы не гордые, зайдем, — пообещал председатель и пошел с Севастьяновым дальше, в другой конец поля.
— Берегись! — кричал тракторист Ленька, подъезжая на тракторе к работающим женщинам. — Задавлю!
Женщины с визгом разбежались в стороны, побросав корзины с картошкой.
Ленька лихо остановил трактор, заглушил мотор, спрыгнул на землю. Не обращая внимания на девок и баб, подошел к Ульяне, осклабил белые зубы:
— Ну что, Егоровна, нашла партизана? Какой он?
— А ты приходи, сам увидишь, — пригласила Ульяна.
— И приду, в самом деле. Может, он мне знакомый какой, если правда, что в наших краях партизанил. Вот дядя Евсей помнит, как я мальчонкой к ним в отряд приходил, от покойного секретаря райкома передавал секрет. Заучил три слова и передал: «Дятел долбит дерево». А что это значило, до сих пор не знаю.
— Это шифер, — серьезно сказала рябая женщина в темной косынке. — Тайна.
— А то как же! Я понимаю.
Старик Харламов не отходил от Ульяны. Прикурил цигарку от окурка, подставленного конюхом Матвеем, затянулся горьким дымом, закашлялся до слез, сплюнул на землю, растер ногой. Растолкал баб и девок, ближе подошел.
— Слышь, Егорьевна, — сказал он писклявым голосом. — Наши ребята, кажись, помнят твоего крестника, может, и я в партизанское время встречался с ним на глухой дорожке, любопытно знать.
— А приходи и ты, сам расспросишь, — позвала и его Ульяна. — Приходите все, люди добрые.
— Приду, посмотрю на сокола. Обязательно приду, любопытно даже.
Весть о том, что отыскался герой-партизан, названный сын Ульяны, быстро облетела село и станцию. В первую же субботу к Ульяниному двору потянулись люди.
В сенях зашумели, загудели незнакомые голоса, заскрипели половицы, беспрерывно хлопала дверь.
В тесный сарайчик, который был кое-как обставлен и приспособлен к жилью, один за другим вошли старик Харламов, Ленька-тракторист, Евсей Миронов, хромой пастух, почтальон Гаврила. За ними ввалились молодые женщины в пестрых платках, старушка в черной шали.
— Принимай гостей, — с тайной радостью говорила Ульяна Василию, который сидел в чистой выглаженной рубашке, гладко выбритый, расчесанный на пробор. — Ну-ка, народ, проходи вперед. Здравствуйте, люди добрые!
Василий с волнением зорко вглядывался в лица, будто стеснялся, что не мог подняться и встретить гостей по-военному, стоя навытяжку.
— Многие про тебя в войну слыхали, а иные и в глаза видели, — поясняла Василию Ульяна. — Пришли вот проведать да потолковать про житье-бытье.
Первым к Василию приблизился Ленька. Сразу узнал партизана, смущенно засмеялся, оскаливая зубы, протянул загорелую руку.