— Здравствуйте, пожалуйста. Не признали? Я — Ленька. Помните, приходил к вам в лес с донесением «Дятел долбит дерево»? На мне тогда был отцовский полушубок и валенки вот такие большущие. А сам я был от горшка два вершка. Прямо как у Некрасова: «В больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах, а сам с ноготок».
Василий вспомнил Леньку, в волнении схватил протянутую им руку, крепко затряс.
— Какой мужичище вырос! Ни за что не признал бы, если бы не нос пуговкой. Как не помнить. Помню!
Он дотянулся рукой до Ленькиной головы, потрепал буйную шевелюру.
Евсей Миронов остался у порога, с волнением смотрел на Василия, едва сдерживался, чтобы не броситься к партизану. Кинул взгляд на Ульяну, на товарищей, поправил ремень на гимнастерке, словно готовился к разговору с самим генералом или иным важным чином.
А Василий все еще разглядывал паренька, похлопывал его по крепким мужицким плечам, любовался складной фигурой.
— Молодец! Значит, целый остался?
— Ага! Теперь трактористом в колхозе работаю.
— Говоришь: «Дятел долбит дерево»? Это о наших подпольщиках. Работа, мол, продолжается, дело идет своим чередом. Понял?
— А я до сих пор не знал, какой это дятел, — удивился Ленька. — Вот конспирация, елки-палки.
Они оба засмеялись и обнялись.
— А еще кто из наших есть? — спросил Василий, оттесняя Леньку и приглядываясь к гостям.
Увидел знакомый прищур лукавых маленьких глаз, спрятанных в морщинистых ямочках на стариковском лице. Старик тоже вглядывался в Василия и терпеливо ждал, узнает его партизанский вожак или нет. Но вот он нетерпеливо выступил вперед, стянул с головы шапку, пригладил ладонью сбившиеся сивые волосы.
Василий наклонился к старику и тихо засмеялся.
— Ты, Харламыч? Сычевский лесник, так, что ли? — И с напускной строгостью крикнул: — Подходи-ка, обнимемся.
— Истинный бог, угадал, — закивал Харламов, вытирая кулаком слезящиеся глаза. — Сычевский лесник я, Харламов по фамилии, а по-народному Харламыч. Да я же тебя, орла, сколько разов в лесу прятал, с председателем райисполкома свидание устраивал, царствие ему небесное. Ох, и боевые же были ребята, ничего не боялись!
Они обнялись и трижды поцеловались. Потом Харламыч почтительно отступил от Василия, стал в сторонке и все смотрел на него, мотая сивой головой.
— Эв-ва, чудеса какие!
— Помнишь то место, где была наша землянка в лесу? — спросил Василий старика. — И нашу песню: «Шумел сурово Брянский лес»?
— Все помню, как же, — отвечал Харламыч. — На месте землянки теперь памятник стоит, обелиск называется. Мы с тобой поедем туда, все покажу. А как же! Вот он постарался насчет обелиска, наш председатель.