– А у меня всю жизнь одни спотыкачи, я уж привык. Одна фамилия чего стоит – Шпицын. Не Спицын, а через «ш». И сплошные шпицы, куда ни наступлю.
Офицеры дежурно покивали головами, мол, сейчас у всех так вне зависимости от фамилии.
– Вчера бронь продлили, опять не пускают на фронт – здесь я нужон. – Он возбужденно посмеивался и потирал руки, отчего жалобы звучали как похвальба.
– Ладно, Василь Еремеич, еще раз прости. И фамилия у тебя стоящая, и сам ты мужик нормальный. Если хочешь, можешь Темке врезать, чтоб не обидно было. Можешь – мне. Зла держать не буду, честное офицерское.
– Понимаю, Евгень Федорыч, разве ж не понимаю. Ладно, бог с ним, перемелется – мука будет. У меня ж жена, дети, мне тоже оно без надобности.
– Вот и лады. Держи примирительную трофейную, и разойдемся друганами. Нам ведь еще вместе фашиста рубить! – Евгений протянул пузатую бутыль первостатейного французского коньяка из запасов немецкого генерала Георга Рейнхардта, оставленных в спешке отступления под невзрачным героическим городком средней полосы.
– Давай уж вместе тогда, чтоб не обидно.
– Прости, Василий Еремеич, у меня друг прилетел из Красноярска, не могу обделить вниманием.
– Лады! – Шпицын убрал бутылку в стол, но не торопился прощаться.
– Мы пойдем? – вопросительно посмотрел Евгений.
– Ну… Как хотите…
– Говори уж, не томи. – Евгений чувствительным ухом контрразведчика слышал недоговоренность.
– Ну давай уж все‐таки… – Шпицын встал из‐за стола, покосился на собранный диван, ставший сразу незаметным, позволительным. – Давай все‐таки врежу тебе.
Кулаки сжались быстро и непроизвольно. Но тут же кисти приветливо взлетели, распались ладонями вверх на два приветливых лепестка.
– Хорошо. – Голос не дрожал, не кололся льдинками, не стучал дробью по истасканному паркету, а звучал игривым многоцветным куплетом старой, но всеми любимой песни. – Тема, выйди на минутку.
Сын замер, задрожав опущенными плечами.
– Выйди, сынок, я сказал, подожди меня за дверью, – ласково повторил Евгений и, видя, что тот не сдвинулся с места, еще раз повторил, настойчивее: – Ну-у-у?
Артем вышел, в ушах шумело, он знал без всякого зеркала, что щеки стали красными. Знакомая рука мягко взяла его повыше кисти.
– Пойдем, сынок, все нормально.
Они шли рядом, вместе ненавидя Шпицына. Во всем похожи: фигура, разворот широких плеч, разрез глаз.