МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК С зеленоватым лицом уже час вещал с трибуны Конвента монотонным и бесстрастным голоском.
– Необходимо, – бубнил он с листка, – возобновить состав Комитета общественного спасения, очистить Комитет общественной безопасности, создать правительственное единство под верховною властью Конвента…
Последний раз Робеспьер появлялся на этой трибуне полтора месяца назад. Сегодня, восьмого термидора, двадцать шестого июля по старому стилю, его слушали иначе. Даже всегдашние ярые его сторонницы-вязальщицы, прежде сопровождавшие каждую казнь оскорблениями и ликованием, – теперь предпочитали вязать по домам.
Триумвир, несомненно, пришел помериться силами с мятежными депутатами. Он нападал на них, туманно называя их «партией дурных граждан», и указывал на существование заговора против общественной свободы в недрах самого Конвента. Обвинения звучали неопределенно. Члены ассамблеи переглядывались, никто не был уверен в собственной безопасности, призывы «возобновить» и «очистить» не вызвали прежнего энтузиазма. Строго говоря, в Конвенте виновны были все и вся, вплоть до колокольчика председателя.
Какой-то высокий светловолосый молодой человек на галерее для публики громко произнес:
– Это похуже королевских летр де каше[7].
Со своего места наверху горы на него оглянулся депутат Шарлье. Он был якобинцем, но тоже хотел ясности. Шарлье повернулся к трибуне и крикнул выступающему:
– Назови тех, кого ты обвиняешь!
Однако Робеспьер отказался. В Конвенте воцарилось молчание. Каждый чувствовал себя под угрозой проскрипции.
Внезапно тот же гражданин из публики зычно крикнул:
– Робеспьер хочет карт-бланш! Он имеет в виду всех вас!
Этот оклик хлестнул депутатов. А выкрикнувший перегнулся через ограждение галереи и бросил в зал:
– Один человек парализовал волю Конвента, и этот человек – Робеспьер!
Неожиданно его поддержал Бийо-Варенн. Вскочил и Фрерон:
– Кто из нас может свободно выражать свое мнение, зная, что за это могут арестовать?
Ответом ему были аплодисменты. Депутаты смелели. Они – неслыханно! – отказались печатать речь Неподкупного.
Робесьпер сошел с трибуны растерянный. Его всегда слушались, поэтому он не знал, как бороться с враждебным залом, как подчинить противников своей воле.
Многие подходили к Александру и выражали свое восхищение. Мельком пронеслась мысль, что все они боятся, что некоторые колеблются и будут готовы спасти свою шкуру доносом на готовящийся заговор. Но отступать было некуда: затея с самого начала была отчаянной, и Габриэль оставалась заложницей успеха переворота. Что бы она ни совершила, Александра мучительно скручивало при одной мысли о том, что ей могут отсечь голову.
Вечером Робеспьер прочел речь в клубе якобинцев. Там его выступление приняли как следовало – с восторгом и аплодисментами.
– Я умру без сожаления, – скромно завершил Робеспьер свое выступление.
ebooksa