Габриэль упорствовала:
– Помнишь, как мы договаривались? Все кавалеры вновь будут галантными и безрассудными, а дамы – легкомысленными и игривыми. Ты еще будешь очаровывать молодых мужчин красотой и изяществом, а стариков – остроумием!
Наконец Франсуаза перестала раскачиваться, сглотнула, слабо улыбнулась:
– А ты выйдешь замуж за маршала Франции, мое дитя… Боже мой, боже мой!..
Закрыла лицо ладонями и горько заплакала.
Габриэль так воодушевилась, что забыла бояться. Всех охватило ощущение, что спасение близко. Когда на утренней перекличке жандарм громко прокричал: «Габриэль Бланшар!» – она оглянулась в изумлении. Выкрикнули ее имя? Это вызывают ее? Ее?!
– Габриэль Бланшар, в трибунал! – раздраженно повторил жандарм.
Все вокруг завертелось, понеслось, она ахнула, ноги под ней подкосились, и тело беспомощно осело на пол. Нет, она не выйдет к мадам Гильотине. Гулко, как сквозь вату в ушах, несколько раз прозвучало ее имя, звонко затопали о каменные плиты сапоги приближающегося жандарма. Узницы вокруг отшатнулись, освобождая проход. Нет, нет, ее не заставят. Она хочет жить! Горло охватил спазм, голова стремительно закружилась, в глазах потемнело, и больше Габриэль Бланшар не слышала ничего.
XXXII
У ВХОДА В ЗАЛ равенства Александр наткнулся на рыжего, всклокоченного, обросшего щетиной Тальена. Взгляд у того был отсутствующий, нос казался еще длиннее, в лице ни кровинки.
Воронин постарался вдохнуть в него уверенность:
– Мужайтесь, сейчас все зависит от вас.
– Она считает меня трусом! Своей смертью я докажу ей, что во Франции еще есть смельчаки! – Тальен похлопал себя по груди, словно проверяя, лежит ли храбрость в нагрудном кармане сюртука, и неровным, вихляющим шагом поспешил в зал заседаний.
Александру некогда было гадать, кто считает Тальена трусом. Всю ночь Фуше и Фрерон вели переговоры с правым крылом Конвента и с его основной массой – болотом. Александр тоже неустанно убеждал колеблющихся, а заодно позаботился, чтобы за содействие перевороту они потребовали прекращение террора. Опасаясь наказания за свои преступления, к заговорщикам примкнул даже Каррье, мучитель Нанта. Увы, без этого изверга было не обойтись. Секретарь Конвента, он имел право разрешить или запретить любое выступление.
Конвент объявил свое заседание непрерывным. Депутаты собирались в кучки. Дантонисты, обитатели болота, правые и монтаньяры – все крепко жали друг другу руки, озирались, сжимали челюсти и сверкали глазами. Все не побоявшиеся явиться сюда были охвачены воодушевлением, все понимали, что настал решающий час противостояния. Александр задыхался от нетерпения и волнения. Давид, создатель героических античных примеров, еще намедни пламенно клявшийся выпить цикуту вместе со своим другом Максимилианом, сегодня благоразумно отсутствовал.
В полдень на трибуну поднялся Сен-Жюст, но его прервал окрик Тальена. Тальена поддержал Баррас. Изгнанный из якобинского клуба Бийо-Варенн, еще зимой воспротивившийся созданию Комитета справедливости Демулена и помогавший Кутону провести прериальский закон, теперь орал со своего места:
– Вчера якобинский клуб пытался задушить Национальный Конвент! Тиран Робеспьер хочет гильотинировать законодательный орган народа!
Зал загудел, раздались возмущенные возгласы. Депутаты выкрикивали, что Конвент не погибнет. Многие так воспарили духом, что бесстрашно, хоть и вполголоса, клялись соседям по скамье спасти республику. Последним сторонникам Робеспьера было отказано в слове. Неподкупный попытался прорваться на трибуну, но председательствовавший Колло дʼЭрбуа не дал ему слова.
Напрасно Робеспьер сипел ему в лицо:
– Председатель убийц!
ebooksa