Асьенда

– Да, – твердо ответил Андрес.

Я вздрогнула. Не знаю, действительно ли я ждала от него утвердительного ответа, но, произнесенный вслух, он пустил по моей спине мурашки.

– Это не должно вызывать удивления, – продолжил Андрес. – Семь поколений моей семьи жили в тени этого дома. Любое здание, которому столько лет, хранит воспоминания с самого основания. Но сейчас голоса другие. Один преобладает над остальными, и его намерения мне неясны. Мне казалось, усмирить его будет просто, как испуганную лошадь, но после прошедшей ночи… – Тревога промелькнула на его лице. – Я должен подумать о том, как все исправить. Сменить стратегию, если вам угодно.

Андрес сложил длинные пальцы и прижал их к губам, тихо размышляя.

Хуана, Хуана.

– А вы слышите… – Я запнулась. – Слышите, как голоса зовут кого-то по имени?

Он поднял на меня взгляд, брови изогнулись, выражая озабоченность. Вниз по спине скользнул холодный, липкий страх.

– Нет, – ответил он. – Не слышу.

14

Андрес

Я вывел мула из конюшен Сан-Исидро после полудня. Солнце сползало с вершины к западному горизонту, голоса кузнечиков поднимались вместе с жаром послеобеденных часов.

Я обернулся и взглянул на стены, окружающие дом, на их неровную верхушку и просевшее основание – позвоночник древнего чудовища.

Дом наблюдал за тем, как я ухожу, своим обнажающе-оценивающим взглядом.

Едва ощутимый, но пронизывающий до костей страх провел пальцем по моей шее.

Что стало с Сан-Исидро, пока меня не было? Еще мальчишкой я так часто искал утешения в доме – пробирался мимо хозяйской семьи, чтобы потеряться в забытой всеми кладовой и ее древних пересудах.

Прежде дом признавал меня – одного из немногих, кто слышал его, – и приветствовал всякий раз, как я входил. В его тенистых коридорах хранились столетия воспоминаний – такие густые, что могли окутать стены дома мягкой, вечной дымкой осязания, отвлеченной и не интересующейся делами живущих.

Но теперь? Это был не тот дом, что я знал в детстве, не те тайные и благодушные разговоры. Земля, на которой он стоял, пропиталась заразой, скверной, и ее черные вены вели меня к воротам на холме и путались под ногами подобно корням проклятого дерева.

Такая перемена не могла произойти единовременно.

Она наверняка случилась до приезда доньи Беатрис. И наверняка была каким-то образом связана с появлением тела в стене. Несомненно, злоба, пульсирующая глубоко в основании дома, имела к этому отношение. Она гноилась, как старая, зараженная рана – открытая и мокнущая.

Я обязан это исправить. Моя преданность дому сильна так же, как преданность семье; асьенда – мой дом. Я принял решение, стоило переступить ее порог: асьенда будет очищена от гнили.