Но меня изгнали.
И как хорошо, что чума забрала донью Марию Каталину с собой.
Палома рассказала мне, как быстро болезнь охватила дом. В один день донья Каталина, как всегда язвительная и полная энергии, спорила за ужином с Хуаной о деньгах. На следующий день хозяйская жена уже была прикована к постели; Ана Луиза сообщила, что она слишком слаба, чтобы двигаться и принимать посетителей. На протяжении трех недель донья отлеживалась в своей комнате, и ухаживала за ней только Ана Луиза. Затем она вдруг умерла.
Палома наблюдала за скромными похоронами с дальнего выступа на кладбищенской стене: она ждала, сжимая руки в нетерпении, пока гроб с ненавистной ей женщиной не засыплют землей.
Но даже после смерти доньи Каталины я оставался изгнанным с земли, где жила моя семья. Два года я жил в Апане один – стебель, вырезанный из сердцевины агавы, истекающий злобой и обидой на семью Солорсано.
Слухи о том, что Родольфо женился во второй раз и вот-вот должен вернуться в Сан-Исидро с новой женой, разнеслись по Апану за несколько недель до того, как они действительно ступили в городскую пыль. Их появление в храме было для меня сродни просыпанной на незаживающую рану соли. Я едва одарил его новоиспеченную жену взглядом. На какую бы участь она ни обрекла себя замужеством за этим чудовищем, это не моя забота. Так я сказал себе.
Пока она не сделала это моей заботой.
В день, когда Беатрис попросила падре Гильермо об освящении дома, я задержался после мессы лишь потому, что Палома была там. Хуана с Аной Луизой запретили ей приезжать в город и искать меня. Мы не виделись два года, и мне необходимо было поговорить с ней.
Первым, что произнесла Палома, стало отчаянное шипение:
– Донья Хуана что-то скрывает. Мама тоже. Что-то ужасное.
Ее глаза были такими дикими, что у меня замерло сердце: то был животный страх добычи.
– Сеньора будет просить священников освятить дом, но этого недостаточно. Ты должен помочь.
Палома была в опасности. Тогда я понял, что буду бороться за право вернуться в Сан-Исидро, изгнан я или нет. Однажды я уже позволил причинить ей боль в этом доме. И снова я этого не допущу.
В этот самый момент я поднял глаза и встретился взглядом с новоиспеченной доньей Солорсано.
Темноволосая, маленькая и гордая. Ее зеленые глаза, глаза цвета агавы, резко выделялись на фоне черной кружевной мантильи. Они-то и удерживали взгляд: донья оценивала меня с откровенностью, вытянувшей мою душу и поставившей ее на весы правосудия.
В спокойном разуме пронеслась мысль, непрошеная, быстрая и четкая, как щелчок замка:
Беатрис и правда была другой. Она попросила меня прийти в Сан-Исидро. Она открыла передо мной ворота асьенды и положила конец моему изгнанию.
Ощущать под ногами землю Сан-Исидро было пьяняще… пока я не приблизился настолько, чтобы почувствовать скверну и ярость, разлагающие сам воздух. Когда донья Беатрис Солорсано молила меня о помощи, я знал, что не откажу ей. Я должен был воспользоваться любой возможностью остаться в асьенде Сан-Исидро подольше и защитить Палому от яда, сочившегося из дома. Но отчаяние в голосе Беатрис пробудило во мне сострадание, которое, как я думал, из-за гнева на Солорсано было навечно предано земле.
Она была одна. И никто – ни муж, ни друг, ни член семьи – не стоял рядом с ней перед пастью этого пещероподобного, отравленного существа.
ebooksa