Где-то в моем затылке нарастал низкий вой; он сгущался до гула, делался все громче, пока с ревом не прорвался сквозь круг.
Только когда дыхание стало сбиваться, я поняла, что кричу, что зажимаю руками уши и что едва могу дышать от боли из-за этого звука. Мой череп вот-вот разлетелся бы на кусочки.
Андрес стоял передо мной, безмятежный среди этого рева. Глаза закрыты, руки вытянуты, губы шевелятся в такт молитвам. Копал клубился у круга, словно ураган, угрожающий и густой. И тогда Андрес поднялся.
Он взмыл в воздух.
То была не обманка теней, не ловушка дыма. Он по-прежнему держал глаза закрытыми, а руки вытянутыми, словно великодушный святой. Распятие поблескивало на его шее. Андрес взмыл в воздух и остался там, туфли его были на два фута от пола.
Одним яростным движением он сжал руки в кулаки.
Рев прекратился, будто его придушили.
Круг омыло тишиной, как наводнением. Воцарилась глубокая, тяжелая тишина, нарушаемая лишь моим хныканьем. Руки все еще прижимали уши, из носа к губам текла струйка теплой и соленой жидкости.
Я опустила дрожащие руки. Брови Андреса изогнулись от сосредоточенности, и вдруг он резко прижал кулаки к груди – как будто притянул что-то к себе.
По комнате пронесся яростный вопль. Я упала на колени, снова зажимая уши руками.
Воздух содрогался. Перекатывался и срывался, живой и гневный.
Я склонила голову к Андресу.
Все не прекратилось.
На мгновение Андрес застыл в тишине, энергия волнами накатывала на него.
И вдруг невидимая сила выхватила его из воздуха и швырнула о стену гостиной. Он влетел в нее с треском, ударился головой о камень и, вскрикнув от боли, упал.
Рухнул на пол бескостной грудой, словно тряпичная кукла.
– Андрес! – закричала я, вскакивая на ноги. Он не двигался, не издавал ни звука. – Андрес!
Мне было все равно. Треск, с которым он ударился головой о стену, сломал меня и разрушил все остатки здравого смысла.