Асьенда

Он был мне знаком. Я чувствовала его прошлой ночью. Я чувствовала его каждую ночь в стенах Сан-Исидро.

– Я проснулась, а она такая, – Палома говорила почти что шепотом. – Я даже глаза ей закрыть не могу. Я пыталась… – Ее голос сорвался.

Андрес сдвинулся с места. Он положил руку на спину Паломе, и она тут же прижалась к его груди и стала плакать в его объятиях. Андрес бережно успокаивал ее.

Я вдруг осознала, что вторгаюсь в очень личный семейный момент. Палома заслуживала такого же уединения, какое было у меня, когда забрали папу, – покой мне удалось заполучить только ночью: я рыдала в подушку, а мама гладила меня по спине. Я отступила и развернулась, чтобы уйти, но перед этим взглянула на стену, на которую Ана Луиза показывала в последние секунды жизни. Ничем не примечательная оштукатуренная стена, так похожая на ту, в которую прошлой ночью швырнули Андреса. Белая, шероховатая и простая. Взгляд опустился к полу, где валялся обычный деревянный крест – такой же, как у Андреса в комнате.

Но он был сломан.

По центру проходила трещина, едва не разламывающая крест пополам. Как будто кто-то наступил на дерево каблуком, и сделал это не один раз, а несколько, намеренно вдавливая крест в пол.

По ладоням, липким от пота, пробежал холодок.

Что-то было здесь минувшей ночью.

Что-то напугало Ану Луизу до смерти.

Я вздрогнула и вышла из дома, пытаясь привыкнуть к болезненно-яркому утреннему свету.

Жители поселения отступили от двери, но все еще топтались рядом, образуя своего рода арку. Я узнала женщину, которая стояла рядом с Хосе Мендосой: несколько дней назад Андрес проводил крещение ее дочери. Она плакала, а ребенок на коленях печально глядел на меня.

Что мне им сказать? Ана Луиза их друг, и они годами жили рядом. Быть может, они знали ее дольше, чем я живу на свете. Кто я такая, чтобы велеть им уходить?

Но я видела, как вздрагивала от рыданий Палома, и видела в ней себя.

Я прочистила горло:

– Думаю, Паломе нужно уединение.

Перешептывания утихли, когда позади меня оказался Андрес. Он поднял руку и заслонил ею глаза.

– Заупокойная месса состоится через час, – объявил он. – Затем будет погребение. Нам нужны добровольцы, чтобы вырыть могилу. Да благословит вас Господь.

Невзирая на мрачность его заявления, напряжение в моих плечах ослабло. Было такое ощущение, что все мы, стоящие у дверей Аны Луизы, как один откликнулись на мягкую властность в его голосе. Что-то в воздухе переменилось, расслабилось. Я здесь, говорило его присутствие. И раз уж я здесь, все будет в порядке.

Несколько голосов повторили за ним его слова, и люди стали расходиться – кто-то возвращался домой, кто-то шел в другие части асьенды, чтобы приступить к работе.

Андрес испустил долгий вздох.