Я сверкнула глазами в темноту. А затем вошла в комнату к Андресу, поставила кувшин на стол и выудила из кармана платья маленький кусочек копала, который взяла за правило хранить там.
Как только у двери показался завиток дыма, я наполнила глиняную чашу водой для Андреса, но он уже погрузился в сон.
Я опустилась на колени у постели и прислонила голову к матрасу – аккуратно, чтобы не касаться его. Паника и страх высосали из меня силы до последней капли; теперь я была словно мокрая тряпка, которую все выжимали, выжимали и выжимали, а потом повесили сушиться.
Дыхание Андреса стало ровным и глубоким, и вскоре я присоединилась к нему, к его поднимающейся и опадающей груди.
Я распахнула глаза, услышав резкий стук в дверь.
Совсем не помню, как уснула. Я ведь не собиралась… Из высоких окон в комнату проливалось яркое утро, озаряющее догоревшие свечи и тончайшие завитки копала.
Снова раздался стук в дверь.
Я подняла голову и повернулась к Андресу.
Carajo – так бы он наверняка выругался.
Но мужчина лежал неподвижно и ничего не говорил. Кровь засохла и потрескалась в уголках его рта, а лицо в утреннем свете было таким же бледным, как и минувшей ночью.
– Андрес! – Стук усилился. Паника в голосе Паломы пробивалась сквозь деревянную дверь. – Андрес, ты мне нужен! Просыпайся!
Это была Палома. Слава богу. Тогда единственным оправданием, которое понадобится для нашего неподобающего вида, станет очевидное недомогание Андреса и моя ему помощь.
Я поднялась на онемевших ногах и расправила юбки, чувствуя, как по икрам побежали мурашки. Заправила за ухо локон, выбившийся ночью из узла. Прочистила горло. Губы все пересохли и потрескались.
Молясь, чтобы голос не пропал, я открыла дверь.
Лицо у Паломы было перепуганное и заплаканное.
– Андр…
Она замерла на полуслове, увидев меня; глаза расширились от удивления, рот округлился.
А затем Палома заметила кузена.
– Что с тобой случилось?! – вскрикнула она. Я отпрыгнула, когда Палома ворвалась в комнату и опустилась на колени у Андреса. – Болван! Во что ты впутался на этот раз?