Асьенда

– Я в порядке, – прошептал Андрес, нежно похлопывая Палому по руке. – Не переживай, все в порядке.

Все было не в порядке. Его едва не убили прошлой ночью, а у меня внутри все переворачивалось от мысли, что мы до сей поры не знаем, какой ущерб нанес разорванный круг.

Но Андрес без труда солгал, и хрипотца в его голосе успокаивала – даже когда он выглядел так, словно сама Смерть стояла над ним в ожидании.

– Нет, не в порядке! – прокричала Палома. Ее голос прорезали рыдания. – Мама мертва! Она мертва, Андрес!

16

Андрес ополоснул лицо водой, набранной из насоса, и мы втроем отправились к жилищам слуг. Андрес шел с осторожностью, закрывая лицо от беспощадного утреннего солнца ладонью. Он не произнес ни слова с тех пор, как Палома объявила, что Ана Луиза мертва. Если такое вообще было возможно, теперь он выглядел еще хуже, чем когда только проснулся.

– Что случилось? – спросила я Палому, пока она вела нас к Ане Луизе. Точнее, к ее телу.

– Я проснулась, а она уже мертва, – коротко ответила Палома. Она шла на полшага впереди нас, и ее темные туфли так уверенно касались земли, будто лишь их четкий ритм удерживал девушку от слез, что пробивались сквозь голос. – Она ничем не болела и ни на что не жаловалась… Я думаю, все дело в сердце.

Андрес кивнул, но тут же скривил рот, почувствовав боль. В груди защемило от жалости к нему. От удара по голове ему, судя по всему, пришлось гораздо хуже, чем я предполагала.

Мы подошли к дому Аны Луизы, у дверей которого уже собралась небольшая толпа людей. Они расступились, когда появилась Палома, а за ней падре Андрес и я, и стали перешептываться, как только мы переступили порог и шагнули в темноту дома.

Палома повела нас прямо в спальню. Просто убранная и скромно обставленная, она была похожа на покои Андреса. Но, в отличие от его комнаты, травы здесь устилали порог и окаймляли стены. В воздухе витал ни с чем не сравнимый, застоявшийся запах копала, перемешанный с чем-то гадким.

По обе стороны комнаты стояли кровати. Одна из них, со смятыми простынями, пустовала. Другая, судя по подобию ведовских отметок, которыми пестрил пол, принадлежала Ане Луизе.

А вот и она…

Я остановилась, пройдя всего несколько шагов от двери. Дыхание перехватило.

Я не особенно любила Ану Луизу, как и она меня. Меж нами стояла Хуана – непроницаемая стена, сделавшая нас врагами еще до того, как мы узнали друг друга. Я не знала, выйдет ли у нас когда-либо преодолеть разногласия, но от этого представшее передо мной зрелище не делалось менее ужасающим.

После смерти на лице Аны Луизы застыло выражение, какого я никогда не видела на нем при жизни: рот опущен и округлен от удивления, глаза от страха распахнуты так сильно, что зрачки кажутся обнаженными, пустыми и круглыми. Окаменевшая рука вытянута вперед.

Ана Луиза показывала на стену у кровати своей дочери.

У меня свело живот.

Понимая, что проявляю неуважение таким пристальным разглядыванием, я все равно не могла отвести глаз от застывшего, обескровленного лица Аны Луизы.

Страх.