Асьенда

Затем я объяснила, что пали мы так же поспешно: после того как отца убили, нас приютила семья маминого брата. Я рассказала, как тетя Фернанда обращалась со мной. Как я ухватилась за предложение Родольфо – будто была утопающим, цепляющимся за корягу, – ведь у меня не оставалось другого выбора.

Палома тихо вздохнула, когда я подошла к концу своего рассказа. Теперь она нарезала томаты для соуса.

На лице у нее было странное выражение. Жалость, поняла я вдруг. Палома испытывала ко мне жалость. Задетая гордость тут же возвела высокие стены.

– Вот поэтому я бываю полезной, – заключила я. – Потому что семья не хочет иметь со мной ничего общего.

– Я-то думала, вы будете как предыдущая, – отважилась произнести Палома тихим голосом.

Предыдущая. Мария Каталина.

Я ждала, что Палома продолжит, но этого не произошло. Она один за другим переложила томаты в горшок, щедро посолила их и принялась молча перемешивать.

– Какой она была? – Я решила подтолкнуть Палому к разговору. Стоило ей услышать вопрос, как ее лицо тут же сделалось непроницаемым. Она еще немного помешала еду и наконец сказала:

– Как хозяин.

– Это какой же?

Прикусив нижнюю губу, она вынула ложку из горшка.

– Немногие люди получили бы от меня такую оценку, но мне кажется, вы трезво смотрите на мир. – Я бросила взгляд на курильницы у двери. После жизни в этих стенах я уж точно не смогла бы описать свой взгляд на мир как «трезвый». – Думаю, вы понимаете о жизни больше, чем землевладельцы, – продолжила Палома. – Когда дело доходит до хозяев, у нас нет выбора. Мы терпим их. Мы переживаем их. И кому-то достается больше других. Наш же хозяин усложняет жизнь молодым девушкам, которые работают на него. Понимаете?

Лицо наверняка выдало мое замешательство, так как Палома с недовольством перешла на более грубый язык.

– Девушки боялись работать в доме и прислуживать хозяину, потому что некоторые из его служанок оказывались на сносях. Против своей воли. Когда сеньора обнаружила это, она пришла в ярость. Заявила, что не хочет видеть, как за хозяином по всему поселению тянется вереница нагулянных детей. – Палома с грохотом накрыла горшок крышкой. – Ее желание было исполнено. Она получила, что хотела.

Биение сердца эхом отдавалось в ушах. Я вернулась в свой первый день в Сан-Исидро, когда Родольфо повел меня показывать этот холодный и темный дом. И запретил подниматься к балкам, окаймляющим всю столовую у потолка.

Однажды оттуда упала служанка, сказал он мне тогда.

Пораженная, я утратила дар речи. Палома обвиняла моего мужа не только в насилии над служанками, но еще и в том, что он со своей первой женой убивал их.

Девушка сложила руки на груди, и в ее глазах, принявших каменное выражение, читался вызов. Она ждала, что я потеряю самообладание и прикажу ей не лгать.

Но я не могла так поступить.

Потому что верила Паломе.