Вытянув вперед руки, будто боясь, что ее вот-вот сейчас задушат, Марина крикнула:
— Что вы, что вы? Я разве просила вас к Ермачихе-то идти? — и, оглушенная треском голосов, закрыла лицо руками, будто лишилась слов.
— Сколько ты добра-то нам стоишь, — а от тебя где оно? — взвизгнула Матрена.
Марина вскочила на ноги, будто ей ожгло спину.
— Где у вас совесть-то? Сколько добра с моего двора к вам перешло… а?
Поднялся шум. Большаковы жены, забыв недавнюю ссору, сыпали слова, как горох сквозь прохудившееся решето, сближали по всякому поводу имена Марины и Платона, обливали их грязной руганью и попреками.
— Будет вам, будет! — раздался вдруг позади дрожащий от гнева голос. Все обернулись — и увидели Платона. Он стоял на пороге, весь трясясь, как в лихорадке. бледный, с блуждающим взглядом, упираясь ладонями в дверные косяки и будто боясь упасть без этой опоры.
— Вы что же это тут делаете… а? Не всякий зверь на беззащитного кидается, а вы живую душу так топчете, так терзаете, что от вас хоть в петлю или в воду бросайся… Не троньте ее… Марину мою! Она мне жена… Она жена моя… и не смейте больше ее терзать… Я… я… в сельсовет пожалуюсь! — И вдруг, задохнувшись от непосильного напряжения, Платон пошатнулся. Марина подбежала к нему, обхватила его обеими руками, прижалась головой к его груди и воскликнула со смелостью отчаяния:
— Да, да! Бежим на улицу, будем кричать на весь белый свет… нету нам жизни!..
— Верно-о! Кричи на весь белый свет, кричи! — вдруг гулко прозвучал голос старухи Корзуниной. — Зверье в логове хоронится, а настоящие люди на свету живут.
И все сразу замолчали. Из-за печи, раздвинув одной рукой вылинявшую занавеску и страшно перевалившись тяжелым парализованным телом над краем кровати, смотрело на них грозное лицо Корзунихи — с такими глазами выходят люди на последнюю, смертную схватку с врагом.
— Дьяволы широкопастые!.. Жадность в вас всю душу съела… Вам бы только хватать, копить да лютовать… Человек для вас дешевле гвоздя… Только в лапы вам попадись, так вы, словно воронье, в клочья раздерете… Платошенька, сынок, уходи ты от них… уходи… Мне уж недолго… а ты — забирай Марину и уходи…
Задыхаясь, она ловила воздух пересохшими губами и свалилась бы на пол, если бы Платон и Марина не поддержали ее.
— Будя! Наслушался! — прогремел Маркел и шагнул к старухиной кровати.
Корзуниха не мигая встретила его взгляд.
— Чего тебе еще надо, погубитель?
Старик сумрачно глянул в жаркие, ненавидящие глаза жены и, тяжело отчеканивая слова, сказал среди наступившей тишину:
— Неча тебе рыпаться. Нет более твоей возможности — отвоевалась. Будешь буянить — в амбар отнесем, живи там.
Старуха тяжко всколыхнулась вся, кровать под ней тягуче заскрипела. Приглушив голос, старуха будто напоила каждое слово жгучей насмешкой и ненавистью.
— Удивляться, что ли, буду?.. Да ты бы и заживо в яму меня бросил, досками бы закрыл… Только закона боишься, кулачище подлый, погубитель!
ebooksa