А за околицей – тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пробуй, – приказала Обыда.

– Нет! – Ярина очнулась. – Ты сама говорила, нельзя просто так его пить!

– Яга всё должна изведать. Чтобы было с чем сравнивать. Чтобы ничем врасплох не застать! Пробуй!

Обыда не отрывала от Ярины глаз, ложка на длинном черенке парила у самого лица, касалась губ. Глоток Надежды переливался, искрился на самом кончике. Ярина затравленно глянула на наставницу. Высунула язык, чтобы не слизнуть больше капли. Быстро коснулась зелья, думая выплюнуть, вытереть незаметно…

– Глотай! – прошипела Обыда, наклоняясь над ней через стол, через котёл, через вечность. – Сейчас же!

– Горькое какое, – пробормотала Ярина. Чаще забилось сердце, затеплело у лба, в затылке и в висках, словно надела пламенное очелье. Всё внутри закипело, поднялось; отчётливо ощутила Ярина каждый свой волос, каждую мысль, каждый вдох. Услышала, как собственный голос, против воли, добавил: – Я стану царевной.

А потом сомкнулась тьма, и больше Ярина ничего не помнила из той ночи.

* * *

– Ты зачем ей разрешила старое ворошить? – спросил Кощей, нюхая зелье, в блеске лучины отливавшее перламутром. – Надорвётся ведь.

Ярина вздохнула во сне. Оба – и яга, и Бессмертный – перевели взгляд на лавку, где она лежала; непонятно было, то ли спит, а то ли в беспамятстве. Обыда глянула на ученицу с тревогой, но без жалости. Осторожно коснулась запястья, прислушиваясь.

– Надорвётся юся вытаскивать, – грустно повторил Кощей.

– Лес будет её вотчина, – вздохнула Обыда. – Меня не станет – кто ей указывать будет, что делать, а что нет? Пускай сама учится. Пускай видит, какие следы остаются, когда берёшься за непосильное.

* * *

Утром Обыда разбудила Ярину до света, вручила стеклянный пузырёк.

– Две капли, – предупредила, не объясняя ничего больше. – Чтобы до полудня выпил, иначе пропадёт сила.

Ярина сорвалась с печи, схватила пузырёк и, запахнувшись в кожух, выбежала на двор. Конь Дня был ещё далеко от избы. Ярина прошла к околице, не замечая, что от пузырька в её руках пахнет весной, и подтаивает снег, и расходятся над головой тучи. Встала у калитки и принялась ждать, глядя, как растёт облачённая в красное фигура, как проступают черты, как удивлённо глядит День:

– Чего поднялась так рано? Я ещё и не на пост вовсе еду, ещё Утро властвует.

Ярина протянула ему пузырёк. День понял без слов. Глянул непонятно: и мрачно, и весело.

– А я ведь сам пить не буду. У меня осталась её чешуя. И косы. Я на них вылью.

– Зачем? – разлепила губы Ярина, сдерживая бурлящие внутри силы.

– Может, оживёт, – тихо произнёс День.

– Нет. Глоток Надежды ты сам выпей, – жёстко велела она. – А русалку твою я оживлю. Попробую, по крайней мере. Показывай. Есть время до солнца. Вот только…