– Согреем-то согреем, – кивнула Обыда. – Только вот всё ж не нравится мне, как ты с Деньком-то бродишь по лесу где попало. Он, конечно, красный, но мало ли куда заведёт. Мало ли чем одарит.
Знает? Или просто? Случайно?..
Пальцы покалывало, как от мороза. Ярина подержала их в тёплой воде, но легче не стало. Глянув на руки, с ужасом увидела, как скачут белые искорки по ногтям; поскорее сунула кулаки в карманы платья.
– Вон, бледная совсем стала, глазища в пол-лица.
– Устала просто, – беспечно ответила Ярина. – Далеко ходили. День заводь на Журавлином озере показывал. Не буду я чай. Спать лягу. Ладно?
– Ладно-то ладно… – Обыда подошла, взяла за плечи. Глядя в глаза, качнула туда-сюда, спросила со змеиной улыбкой: – Ладно-то ладно, а ничего сказать мне не хочешь?
– Нет. – Ярина улыбнулась в ответ.
Обыда помолчала, пристально смотря на неё, но наконец отвернулась. Тронула печь, подозвала тепло в подушки, навеяла мягкий запах трав. Ярина взобралась на постель, стараясь не показывать руки. А Обыда поправила на ней одеяло и как-то сникла вдруг, потемнела, уменьшилась вся.
– Спи тогда. Лес и царевны с тобой.
Пригасила свет, отошла в дальний угол и принялась рыться в сундуке, сшивать свою книгу.
Ярина свернулась на печи. Закусила губу, чтобы не застонать: искры на пальцах превратились в огни, не прожечь бы одеяло! А огни сложились в кайму Пламени. И ладно бы Лилового; ладно бы Белого. Так ведь вперемешку бежало, ало-серебристое, посверкивая то лиловым, то белизной. Жарко стало так, как в бане не было.
Не скрыть. Что делать? Что делать?..
Потёк пот, по рукам побежали огненные змеи. Зашипело стёганое одеяло.
Едва дождавшись, пока Обыда отлучится в подпол – пересчитать с Коркамуртом италмасовые монеты, – Ярина скатилась с печи и, всхлипывая, выбежала во двор. Не помня себя от жгучей боли, сунула руки в сугроб. От снега пошёл густой дым, лилейный, болотный. Ярина оглянулась на окно избы: не заметит ли? Нет… Ещё в подполе…
Села на корточки, опустила руки в снег по самые плечи, охладила ещё сильней, превратила почти в лёд. Пальцы онемели, локти заломило, холод пошёл по всему телу – до самого сердца, до самого нутра пробрало. И наконец перестали метаться под снежной коркой лиловые, серебристые огоньки. Ярина с облегчением вынула руки из сугроба, отряхнула, побежала обратно в избу. Юркнула на печь под одеяло и забылась мёртвым сном, в котором всё перемешалось: русалки и косы, огонь и снег, белый шёлк, режущий пальцы, и чёрные смолистые перья.
Проснулась, услышав, как гремит крепкая крышка на дубовой кадке. В кадке Обыда круглый год хранила, растила, лелеяла огурцы: солёные, свежие, мочёные, маринованные. За каким открывала крышку, тот и выскакивал в руки. Но яга открывала бережно, неслышно: зелёное колдовство грубых рук не любит. А коли крышкой так варварски колотили, воровски, да ещё захрумкали, захрустели, заотдувались следом довольно, сыто… Только один так делал из тех, кто вхож был в избу.
Ярина разлепила веки, поднялась на локте:
– Вумурт! Опять немытыми руками полез! Сколько тебе раз Обыда говорила, не открывай без разрешения!
– Доброе утро, голубушка, – облизывая пальцы, поздоровался хозяин вод. Икнул. Виновато вздохнул: – Не удержался. Как Обыда никто во всём Лесу огурцы не мочит. Крепенькие, сочненькие, хруст-то какой, на все поляны! А что руки немытые – это уж ерунда, матушка. У кого у кого, а у меня руки мытые-перемытые.
Ярина засмеялась и слезла с печи.
ebooksa