А за околицей – тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

– Для тебя и тут, как помру, хватит работы, – шёпотом повторила Обыда. Ярина прижалась к ней, щекой к щеке. Зажмурилась, прогоняя слёзы. Качнула головой, отгоняя виде́ния.

* * *

Ветка стукнула в окно. Слюда пошла трещинами, и под напором воздуха и ветра в тонкие щели ворвался запах подснежников. Весна пришла.

Ярина встречала её на крыльце, встряхивая выбеленные снегом, высушенные солнцем полотна, из которых на пороге лета следовало раскроить, а на пороге осени сшить первые платья, которые полагались не ученице уже – яге.

«Выбелить, высушить. Сложно разве? Пожалуйста! Раскроить, сшить – с любопытством и радостью. А носить не буду», – так думала Ярина тем яростней, чем ближе подходило время. А Обыда едва не каждый день поучала: жёстче будь. Нетерпимей. Лес – твоё детище, твой оплот, ты за него в ответе. Если кто только против него поднимется, против малой птахи, против крохотного колдовства – защищай, не думая, не глядя, бросайся на помощь, не жалея себя. А между делом и преемницу себе приглядывай.

Ярина кивала, послушно делала, что требовали, прилежно училась новым и новым чудесам. Каждое утро встречала у околицы коня Красного Дня, расчёсывала гриву, вплетала в неё гибкие ветви, давала сахара и овса. Приручала лаской, нашёптывала в чуткое ухо, пока всадник отлучался. И добилась своего: к порогу лета, к проталинам и цветам, конь весело фыркнул при её появлении, склонил голову. Ярина хлопнула его по гриве – и поминай как звали, только День бросился следом, но разве угонишься за лошадью, которая каждый день вперёд солнца скачет?

– Что ты ему наговорила?

– Велела скакать к Инмару на облака, просить у него разума, – ответила Ярина, не скрывая. Улыбнулась. Подошла ко Дню, примирительно взяла за руку. – Не сердись. Разве долго это для твоего коня? А я оживлю до конца куклу и уйду к царевнам.

День только вздохнул. Нагнулся, положил ладонь на старую сырую траву, замер на миг, а когда поднялся – держал в руках горсть мелкой земляники. Протянул Ярине. Она засмеялась, плеснула на ягоды водой и съела. Стебелёк бережно спрятала за пазуху:

– Посажу в Золотом саду. На память.

– Не даст тебе уйти Обыда, – покачал головой День.

– Разве я её спрашивать буду? – отозвалась Ярина, оборачиваясь на избу.

– Будешь не будешь, а рано тебе с ней тягаться.

– Все вы говорите: рано! – Ярина опустила голову. В памяти мелькнула давняя картина – золотое сияние посреди Хтони, белый силуэт, розмариновый запах, так похожий на можжевельник… – Помолчи уж. И без твоих остережений невесело.

– Ярина! – донеслось с порога. – Помоги-ка основу для луга поставить! Айда!

– Кто я, чтобы юную ягу отговаривать, – помедлив, произнёс День. – Но прежде чем уходить, подумай о ней. Я тебя не прошу остаться. Но ты подумай, чем ты для неё стала.

Ярина посмотрела в румяное лицо Яр-горда, ещё раз оглянулась на избу, растерянная, испуганная. Но какая яга не боится, вступая в свои права?

А в голове всё звучала та песня, что царевна ученице напевала, всё виделась девочка в светлом платье, всё крутились Кереметовы слова: память они там хранят людскую. Лучшие, самые светлые души обратно отпускают в Лес.

Это ли не лучше, чем «человечка надо под меленку»? Чем русалочья чешуя в крови? Чем чёрная дверь, льдом обжигающая и руки, и сердце?..

* * *

Неделя шла за неделей, Тём-атае приглядывал за Яриной из ветвей ночной бузины, День поглядывал на небо, думая: выдаст ли Инмар, что приходила к нему красная лошадь? Обыда подвязывала молодые весенние яблоньки, солнце топило последний лёд, превращая припозднившийся снег в хрупкое трескучее серебро. Распускались почки, и во всём лесу воздух дышал черёмухой, ягодами, свежим солнцем. Даже в самой густой дубраве пахло грибным дождём, даже в еловых ветвях у погоста сухие семена клёнов дрожали на ветру, позванивая, стремясь куда-то.

Ярина бегала по полянам, по стёжкам, по старым избушкам-брошенкам, наводила в Лесу свои порядки. Шепталась с набухающими бутонами, с лимонником и остролистом, входила в волны иван-чая, ведя ладонями по податливым стеблям. День шёл на прибыль, солнце светило всё горячей, ярче, громче заливались птицы, расцветало всё кругом, всё ясней становилось небо.