Сбежать.
Ей хотелось сбежать от всего этого.
Она резко встала, стул заскрипел по полу.
Вот почему она пошла в чайную – чтобы быть нормальной, чтобы перестать бояться, чтобы никто не знал, сколько усилий ей требуется, чтобы просто жить. Но теперь Талия попала в больницу, чайную лавку разграбили, ворону ранили, сарай Бена чуть не сожгли, и во всём этом виновата Фин.
– Мы ещё не закончили разговор, – резко сказала мама.
– Нет, закончили, – ответила Фин. Она не могла вспомнить, когда в последний раз спорила с мамой. Она ни с кем не спорила, кроме Эдди, да и с тем очень редко. – Я не буду ни с кем встречаться. Я в порядке.
Она вышла босиком из коттеджа. Постояла на крыльце, пытаясь отдышаться. Пойти в большой дом? Не вариант: именно тётя Миртл предложила поговорить с психологом. Больше идти было некуда, и Фин, сбежав по ступенькам, направилась к лесу.
Мама открыла дверь.
– Фин?
Фин нырнула за дерево, присела и затаилась.
– Финли?
Фин не шевелилась. Она услышала тихий вздох, потом – стук закрывшейся двери. Чувствуя одновременно облегчение и лёгкое разочарование, девочка поднялась и пошла в лес.
Послеполуденный солнечный свет приятно согревал обнажённые руки. Она попыталась сосредоточиться на прикосновении папоротника к кончикам пальцев и мягкости иголок секвойи под босыми ногами. Она не уйдёт далеко… Да босиком и нельзя далеко уйти.
Лес был пустым и тихим – как раз то, что нужно. Фин миновала заросли ежевики. Подлесок поредел, тени сгустились. Увидев упавший ствол, мягкий от гнили и мха, Фин села на него и обхватила руками колени. Её била дрожь, то ли от холода, то ли от нервов.
Фин сидела так несколько минут, пока сердце не перестало бешено стучать, а страх не сменился усталостью.
– Приветик.
Знакомый голос заставил её резко вскинуть голову.
Она стояла неподалёку – девочка, которая на самом деле была вовсе не девочкой.
Чайфин.
Она была одета так же, как раньше, но в её волосах запутались листики ежевики, кончики пальцев были испачканы тёмным. Глаза Чайфин отливали стальным блеском, улыбка стала слишком резкой.