Круглый стол на пятерых

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чудак, она была бы рада тебе. Она не любит слухов, не любит телефонов, а уж если познакомится. И потом ты врач.

— Плохой сон и аппетит? Раздражительность, не помогают лекарства?

— Не смейся, она несчастный человек.

— Прости, меня развеселил твой сын.

— Я сейчас приготовлю кофе.

— Что ты скажешь соседке?

— Что у меня Николай Великанов, он любит кофе.

Она вышла, осторожно прикрыв дверь, и тогда он закурил. Дым потянулся к форточке, и там его закружило и рассеяло потоком насыщенной дождевой свежести. Редко и бледно вспыхивало небо, и гром доносился издалека. Тучи оседали за дома. За окном еще слегка накрапывало.

Он встал и пошел на кухню. Для мужского его эгоизма было бы достаточно, если бы Тоня смутилась и вернула его назад, показав глазами на дверь соседки. Но она улыбнулась и стала громко рассказывать, как вычитала у Стейнбека интересный способ приготовления кофе с яичной скорлупой и белком.

Скверно, когда отношения двух людей не пугаются взгляда соседки, подумал Великанов, чувствуя, как холодная тоска опять начинает подавлять его. Прислонившись к косяку, он наблюдал за ней, за ее быстрыми спокойными движениями. Она отделила белок и бросила его вместе со скорлупой в кофейник. Подождав несколько минут, Тоня добавила две больших ложки кофе и выключила газ.

— Это придает блестящий оттенок кофейной струе, — пояснила она, процеживая кофе через маленькое ситечко.

Это придает оттенок святости нашим отношениям, думал Великанов. Обывательской, ненавистной святости, на которую настоящая любовь не оглядывается.

Тоня разложила сахар на два блюдечка, он взял чашки и понес их в комнату. Обошел нелепое кресло, стоящее посредине. Прихоти старых женщин остаются неразгаданными, но ясно, что Тоне живется нелегко.

Она вошла с кофейником, прикрыла дверь плечом. Он хотел ей помочь, но поздно сообразил.

— Я сегодня читала рассказ одного начинающего прозаика, студента пединститута.

Он не сводил с нее глаз, а она быстро и неуловимо наводила порядок в комнате, то ли скрывая смущение, то ли решив, что теперь он освоился и все замечает.

— И как? — дрогнувшим голосом спросил Николай.

— Интересный рассказ, смелый.

— Смелый? — Он помолчал, глядя, как она разливает кофе и улыбается его вопросу. — Странно, что о смелости приходится говорить. Литература должна быть всегда смелой. Но странно и другое: те писатели, кого мне называли смелыми, оказывались трусливыми перед лицом большой правды. Смелость в следовании готовым, хотя еще не привившимся образцам? Смелость в щекотании нервов? Неискушенные читатели ждут экстравагантного и на этом играют смелые… А мне они напоминают спекулянтов, которые продают из-под полы эффектную вещицу. Но эти времена проходят.

Она громко засмеялась, по-видимому совершенно искренне не собираясь таиться от соседки.