На работу Раздабаров и Лыков выходить отказались.
— Ты, начальник, — сказал Раздабаров седоватому, со скрюченной левой рукой капитану, — найди мне такую работу, которая была бы мне по душе! А то — лесопилка! Твоя лесопилка для меня как оскорбление!
Раздабаров говорил и одновременно приглядывался к капитану. Скорее всего капитан был бывшим фронтовиком, получившим ранение и после госпиталя направленным на новое место службы. Как и он сам, Игнат Раздабаров. Игнат видел в этом незнакомом ему капитане родственную душу, ему хотелось обнять капитана, хлопнуть его по плечу, сказать ему что-нибудь ободряющее и даже признаться, что он, Раздабаров, никакой не арестант, а совсем наоборот — выполняет здесь, в лагере, ответственное задание. А значит, они с капитаном — одна компания, общее боевое подразделение, этот лагерь для них — тот же фронт, потому что и здесь притаились враги. Но, понятно, ничего такого Раздабаров сказать не мог. Даже намекнуть — и то не имел права. И все, что ему оставалось, это играть роль бывалого арестанта-уголовника.
— И какая же работа тебе по душе? — спросил капитан и потер рукой усталое лицо.
— Ну, какая… — поразмыслив, сказал Раздабаров. — Что-нибудь интеллектуальное. Я, видите ли, не пролетарий и не крестьянин, а, можно сказать, интеллигент. То есть склонен к умственному труду. Вот и подайте мне что-нибудь этакое… А я рассмотрю и сообщу решение.
— За отказ от работы полагается карцер, — усталым голосом произнес капитан.
— Так я же не отказываюсь! — горячо отозвался Раздабаров. — Наоборот, я всячески «за»! Потому и прошу подыскать мне такую должность, на которой я самым наилучшим образом смог бы себя проявить! И, соответственно, показать, что я встал на путь исправления!
На этом разговор усталого капитана и Раздабарова до поры до времени и закончился. Что касается Лыкова, то он и вовсе ничего не сказал капитану, а лишь с достоинством отвернулся.
— Упекут нас в кондей как пить дать! — сокрушенно повертел головой Раздабаров. — А это очень даже нежелательно. Потому что какого лешего мы там увидим и услышим? Нам надо быть на виду. Так сказать, в гуще событий.
— Думаю, что пока не упекут, — пожал плечами Лыков. — Вначале присмотрятся, что мы за гуси. Понаблюдают, сделают выводы…
— Да какие мы с тобой гуси? — грустно усмехнулся Раздабаров. — Самые обыкновенные — уголовной расцветки. Таких, как мы, половина лагеря. Ну уж нет! Надо предпринять какие-то экстраординарные меры! Иначе упекут непременно, чтобы сломать наш гордый дух…
В тот же день, ближе к вечеру, за Раздабаровым пришел конвойный и велел ему следовать за ним.
— Это куда же? — спросил Игнат. — И для чего?
— Не разговаривать! — сумрачно произнес конвоир. — Руки за спину! Не оглядываться! Вперед!
— Ну вот, я же говорил… — с досадой произнес Раздабаров, обращаясь к Лыкову. — Не иначе как в кутузку. Так что ты пока без меня…
Но оказалось, что его ведут вовсе не в кондей. Наоборот, его привели в какое-то здание, не имеющее, по мнению Игната, ничего общего со штрафным изолятором. И завели в кабинетик. В нем сидел офицер в форме сотрудника НКВД и с погонами старшего лейтенанта.
— Ждите за дверью, — велел офицер конвоиру и, когда тот вышел, с улыбкой взглянул на Раздабарова и сказал: — А на юге, я думаю, уже и ласточки прилетели.
— Да и здесь щебечут канарейки, — ответил Раздабаров.
Это были пароль и отзыв.
— Я — Карагашев, — сказал старший лейтенант.