Круча

Дверь отворила девочка и сказала:

— Папа ушел.

— А когда придет?..

— Не знаю.

Они не ожидали, что у купца рабочий день начинается так рано. На крыльце снова пришлось выдержать неприятный взгляд офицера.

Остановились невдалеке от дома. Если они через час не возвратятся, товарищи решат, что их постиг провал. Но откладывать тоже нельзя: Шульман может сплавить куда-нибудь полученные вчера деньги.

Прошел час, другой. Ревкомовцы прохаживались, мокли под дождем. С крыльца и на крыльцо дома сновали офицеры, прошел почтальон. Из чьей-то кухни тянуло запахом борща. Партизан уже ворчал, посылая купца к чертовой матери, когда на улице показалась пролетка и в ней пассажир под раскрытым черным зонтом. Ревкомовцы успели заметить пепельно-серую бороду, белые манжеты в рукавах пальто.

— Обожди, — сказал Вовк, — дадим ему обогреться.

Минут через пять пошли к дому Шульмана. На крыльце не было никого. Открыла им горничная, и купец, садившийся завтракать, вышел в прихожую с салфеткой под бородой.

Они отрекомендовались комиссионерами. Шульман несколько секунд мерил незнакомцев взглядом.

— Розочка! Возьми у меня салфетку.

Он пригласил «комиссионеров» в кабинет. Оттуда дверь вела в другие комнаты; партизан шагнул к ней и прикрыл поплотнее. Коричневое лицо купца посерело.

— Вы не комиссионеры! — срывающимся голосом вымолвил он.

— Садитесь, пожалуйста! — вежливо предложил Лохматов и достал из рукава шинели мандат ревкома, на клочке папиросной бумаги. Опускаясь в кресло, купец угодил было на подлокотник. Прочтя мандат, он тем же неустойчивым голосом спросил:

— Что вам нужно?

— Прежде всего спокойствие. Если вы не будете громко говорить, вам ничего не угрожает.

У Вовка в отвороте пальто торчала рукоятка нагана.

— Разве я вам что-нибудь сделал?

Лохматов объяснил цель визита.

— При первой возможности долг вам будет возвращен. Нам необходимы двести тысяч рублей.