— И много ты комиссионерством выгоняешь?
— Процентами? Не очень. Вот если момент уловишь, когда цены меняются, сообщат тебе на ушко приятели, — ну, закупишь по низкой, по высокой отдашь, вот и отхватил куш, твое счастье. В прошлом году дорожали сукна, соль…
— Так это же спекуляция, Мишка!
— Разрешенная, милый мой, в рамках закона. Посредник не на дядю работает, на Советское государство. Цыпленки тоже хочут жить.
В сознании Лохматова такая «советская работа» не укладывалась.
— Как это тебя до сих пор из Москвы не выслали?
— Ну что ты! — Миша принужденно хохотнул. — Это кто спиртом торговал или кокаином, да разных там аферистов, контрабандистов, ростовщиков… этих месяц назад больше девятисот душ в тюряху замели, выслали и уже квартиры их рабочим раздают. А я с патентом хожу, налоги плачу. Без нас, комиссионеров, трестам не обойтись, — доказывал он. — Что ты хочешь, половина торгового оборота в руках частника! А по рознице все четыре пятых. Государственная торговля ни к черту не годна, передать ей межтрестовый обмен — значит загубить его, а на одном плановом снабжении далеко не уедешь. Гибкость требуется, частная инициатива…
Идти им было в Замоскворечье полчаса. Так долго хранить секреты Миша не умел и по дороге выболтал: в прошлом году он встретил в Москве Юлию Славницкую и с ней сошелся. Живет с ним, в его комнате.
— Жизнь бедняжку сильно потрепала. Эта история тогдашняя с Шуваловыми…
— Какая история?
Лохматов с удивлением слушал, что Юлечка, эта звезда еланских гимназических балов, вышла замуж за богача Шувалова, в восемнадцатом бежала с ним к немцам в Киев, а когда он там умер, сошлась с его сыном Иваном, которого вскоре после этого поймала, как белогвардейца, и расстреляла Еланская губчека.
— Ты ей не напоминай, — просил Берг, — ей будет неприятно.
— Знаешь, Мишка, — сказал Николай, — стоит ли мне идти к вам?
— Что ты? Почему? — всполошился Берг. — Из-за Юльки? Ей-богу, она баба хорошая. Ей не повезло. Да ты меня обидишь, Колька! Политика политикой, но надо же человеком оставаться, надо понять ее…
— Ну ладно, идем.
— Вот и отлично! — Толстяк опять повеселел. — Квартирка у нас, к сожалению, коммунальная, восемь хозяек, настоящий желтый дом, ха-ха! Обещали в жилотделе ордер на другую комнату, да волокитничают. Придется сначала частным образом подыскать, потом ордер оформить. Слыхал анекдот: в Октябре взятка за границу сбежала, а в нэпабре опять к нам вернулась? А слыхал — московские официанты решили раз навсегда не брать больше чаевых? Умора! Профсоюз постановил. Думаю, ничего у них не выйдет.
Вошли с парадного в полутемную переднюю.
— Иди за мной, — полушепотом пригласил Берг и чиркнул спичкой.
Задевая плечами за чужие пальто на вешалках, свернули по коридору вправо, влево, и Миша тихонько постучался. Дверь отворилась. Толстяка чмокнули в щеку, прежде чем он успел отвести в сторону дверное драпри и осветить лицо гостя.
Узнав Лохматова, Юлия невольно отступила на шаг, запахивая на груди капот. Михаил восторженно смеялся. Николай заставил себя вежливо улыбнуться. В других обстоятельствах он вряд ли узнал бы свою давнюю партнершу по танцам. Вместо прежней косы на голове у нее торчали вихры прически «под мальчика». На похудевшем лице углы рта заметно опустились, а главное, миндалевидные глаза смотрели чересчур настороженно. Лишь когда Юлия улыбнулась, Коля вспомнил ее гимназисткой. Это была все-таки она и все еще оставалась эффектной.