Ее лицо расплывалось у него перед глазами, но потом опять стало лицом, и, стараясь удержать его в фокусе, он сказал:
— Я больше того знаю. Он умирает.
— Умирает?
— Да, мэм. У него на лице смерть написана, это же ясно видно. О, черт бы ее побрал, эту жизнь! — вдруг крикнул он.
— Тес! — прошептала она.
— Верно, совсем забыл, — быстро проговорил он.
Она крепче обхватила колени, закрытые одеялом, все тело у нее затекло, она переменила позу, чувствуя спиной деревянную спинку кровати, думая, почему тут кровати не железные, думая, почему все так, зачем железные кровати, зачем вдруг сама берешь какого-то человека, впускаешь в свою жизнь, зачем этот человек умирает, зачем берешь других… «Неужели я тоже буду так умирать — беспокойно, бессмысленно? Отчего это я ничего не чувствую, как другие, — от природы ли я такая холодная, или уже все внутренние силы разменяла на медяки, растратила? Дик, Дик. Какая безобразная смерть».
Гиллиген неустойчиво сидел на стуле, с трудом сосредоточив взгляд в одной точке, чувствуя, что глаза его не слушаются, скользят, как выпущенные из скорлупы сырые яйца. Свет расплывается кругами, кольцами; она с двумя лицами, сидит на двух кроватях, обхватив коленки четырьмя руками… Отчего это человек не может быть очень счастлив или очень несчастен? Получается какая-то бледная смесь… Вроде пива, когда тебе-то надо глотнуть виски или вроде воды.
Она шевельнулась, крепче закуталась в одеяло. Весна в колодце двора, весенние шумы, но в номере от парового отопления еще несло умирающей зимой.
— Давайте выпьем, Джо.
Он встал, осторожно, ломко, и, двигаясь с напряженной четкостью, принес графин и стаканы. Она пододвинула поближе маленький столик, и Гиллиген приготовил питье. Выпив, она поставила стакан. Он дал ей закурить.
— Гнусная штука — жизнь, Джо.
— Что верно, то верно. И смерть — еще не самое страшное.
— Смерть?
— Я про него. Беда в том, что он-то помрет не вовремя.
— Не вовремя?
Гиллиген выпил глоток.
— Я про него все узнал, понятно? Дома у него — девушка; их обручили родные еще детьми, перед самой войной. А знаете, что она сделает, когда увидит его лицо? — спросил он, уставясь на нее. Наконец-то оба её лица слились в одно, волосы стали черными. Рот — словно рана…
— Нет, нет, Джо, не может этого быть. — Она села. Одеяло соскользнуло с ее плеч, она закуталась еще плотнее, пристально вглядываясь в него.
Усилием воли Гиллиген разорвал круг водимых предметов и сказал: