Последняя сказительница

С каждым шагом сердце бьётся быстрее, чем мелькают лапки кролика в пустыне. Я подхожу к двери и поднимаю руку, чтобы постучать.

Рука застывает в воздухе. А вдруг он рассердится? Вдруг отругает? Вдруг…

Дверь открывается, освещая его профиль.

– Зетта-один? Что вы здесь делаете?

Его слова эхом разносятся вокруг.

Я опускаю руку.

Он дрожащей рукой показывает на сумку с образцами.

– А-а, так вы поработать пришли? Не буду мешать, – говорит он, пряча руку за спину.

Он улыбается и держит руку сзади, как в детстве, когда стащил у меня пасхальное яйцо из корзинки и думал, что я не знаю, где оно. Тогда мне хотелось побить его и отнять конфету. Сейчас я вижу, что в глубине Эпсилона-пять все ещё жив младший брат, прячущий за спиной шоколадное яйцо. Где-то в душе он Хавьер и очень хочет жить.

Я смотрю на него и не могу вымолвить ни слова. Я бы схватила его за руку, заставила вспоминать, уверила бы, что не дам его в обиду и что пора перестать прятаться.

Но что для Хавьера поток воспоминаний после стольких лет? Я помню всё так, будто это было вчера. А он прожил без памяти долгую жизнь. Захочет ли он пойти со мной? Ему могут нравиться мои рассказы о Сагане, но сам он практически всю жизнь не видел ничего, кроме корабля. Я во многих отношениях старше стоящего передо мной старика.

Как бы то ни было, я всё ещё за него в ответе. И люблю его.

Если не смогу убедить его покинуть корабль, то брошу эту затею. Без него я никуда не уйду.

Я ставлю сумку на пол.

– Эпсилон-пять, вы помните что-нибудь до стазиса?

Хавьер наклоняет голову.

– Я уже говорил. До – ничего не было.

– Неправда, – отвечаю я, теряя терпение.

Горло пересохло, и я пытаюсь сглотнуть. Если кто-нибудь заметит, что меня нет в спальне или видел, как я опускалась на лифте вместо того, чтобы подниматься… В общем, это мой последний шанс.

Если я смогу вернуть ему воспоминания, с ними восстановится и прошлое. Истории, которые мы рассказываем, говорят о том, какие мы.