Последняя сказительница

Хотя кабина пилота пуста, от гула мотора шаттл под ногами вибрирует. Установка дистанционного управления подсвечивает кабину красным.

Я оглядываюсь на Лена. Его глаза по-прежнему закрыты. Он бледен, и губы посинели, того и гляди потеряет сознание.

Шаттл звенит и скользит со стоянки на стартовые рельсы. Мы толкаем друг друга, когда он поворачивает на девяносто градусов к открытому порталу. Я широко раскрываю рот, увидев сквозь иллюминатор кабины пилота мерцающее фиолетово-синее небо. Я знаю, что не различаю некоторые оттенки, и мне интересно, какое впечатление производит зрелище на Пушинку и Рыжего. Оглянувшись, вижу улыбку на лице девочки и нахмуренный лоб мальчишки.

– Потрясающе, – шепчет он.

Судя по их реакции, они не столь поражены, как я, но, очевидно, в глубине души у них сохранилось любопытство и умение восторгаться красотой.

Шаттл гудит, как блендер, и звук постепенно доходит до пронзительного визга. Через несколько секунд челнок выплёвывается из корабля, словно шелуха семечек подсолнуха. Нас выбрасывает в небо, а меня вжимает в кресло. Включается антигравитация, шаттл замедляет ход и останавливается, зависая на уровне корабля.

Шаттл дрожит – признак того, что у Брика, пилотирующего нас отдалённо с корабля, трясутся руки. Я не могу им признаться, что тысячу раз управляла отдалённо аэрокаром, в основном сидя на коленях отца и, конечно, в отсутствие мамы, и могла бы более гладко доставить нас на поверхность, чем Брик.

Наступает тишина, и я наконец слышу, что бормочет Лен. Он снова и снова повторяет:

– Для Коллектива, для Коллектива.

Капельки пота собираются на его прозрачной коже.

– Надеть шлемы, – говорит по связи Брик.

Я прикрепляю отслеживающий корпомонитор на присосках к шее, блок связи за ухом и подключаю оба к комбинезону-скафандру, затем достаю за сиденьем шлем и надеваю, как и остальные. Я откидываю шлем вперёд, и он с шипением герметично защёлкивается. Из картриджа поступает свежий воздух.

Мы отрываемся от корабля и резко ныряем. Сердце уходит в пятки. Я закрываю глаза, пока мы не снижаемся менее круто, где-то под углом сорок пять градусов. Когда я снова открываю глаза, с закрытыми веками сидит только Лен. «Тысяча пятьсот метров», – сообщает альтиметр.

Из кабины видны тёмные горные вершины. Чем ниже мы спускаемся, тем зеленее они становятся. С этой высоты я отчётливо вижу, что имел в виду отец, объясняя приливный захват на Сагане.

Он поднимает Хавьера и сажает его к себе на колени.

– Саган вращается вокруг своей оси за то же время, что и вокруг своего красного карликового солнца.

– Значит, там всегда солнечно? – спрашиваю я.

– Не так, как на Земле, – отвечает он.

Ниже небо напоминает мне сумерки в Санта-Фе.

«Четыреста метров».