Последняя сказительница

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я понимаю ваш интерес к производству пищи, учитывая знания по биологии, – говорит он.

– На самом деле блестящее решение. Овощи, белок и дрожжи. Бесконечные запасы еды.

– Да. Берутся только нужные листья, и овощи продолжают расти. А дрожжи размножаются почкованием.

Я стискиваю зубы. Я видела запасы пищи в первый день на корабле. Их должно было хватить ещё лет на сто. Хочу сказать ему, что семена предназначались для посадки на Сагане. Я уже не упоминаю сухой белок, который хранили для пассажиров, чтобы добавлять в рацион после пробуждения.

Вместе с Нилой появляется маленький мальчик, Вокси, и машет нам рукой. Он ухмыляется во весь рот, показывая передние зубы в остатках биобулки. Я едва сдерживаю улыбку.

Нила кидает на него строгий взгляд, и мальчишка опускает руку.

Хотя люди разошлись по всему залу, я вдруг понимаю, что их гораздо больше, чем должно быть на всём этом корабле. Рацион для дежурных был тщательно распланирован. Но эти люди теперь не дежурят и правил не соблюдают.

Содержать на корабле такое количество людей и пассажиров в стазисе невозможно. И вдруг до меня доходит, что они и не собирались поддерживать никого, кроме Коллектива. Значит, мы для них только обуза, совершенно не нужны.

После еды многие из Коллектива разбегаются. Некоторые остаются, и каждый драит огромный участок пола, такой сияющий, что его можно, не опасаясь, облизать. Будто в зеркальном отражении, с потолка на ремнях свисает человек сорок, вытирая уже чистый потолок купола. Вверху изредка вспыхивают слова «гармония» или «единодушие», где каждая фиолетовая или зелёная буква больше чистящего её человека, люди похожи на муравьёв, висящих на виноградинах.

Когда я отрываюсь от представления под потолком, из невидимого кармана в стене выдвигается рабочий модуль. Словно падающие костяшки домино, со всех сторон из стен появляются рабочие места. Гул кабины грузового лифта, развозящего к ним людей, эхом разносится по залу.

Десять человек, по пять с каждой стороны, чистят и складывают в контейнер одеяла. Свои рабочие места занимает очередной конвейер по починке комбинезонов. Их движения четкие, почти машинальные, видимо, они тысячи раз выполняли одну и ту же работу.

Корабль управлялся автоматически, построенный так, чтобы в течение веков обходиться без обслуживания. Кроме проверки капсул и когов и подготовки к посадке на Саган, у дежурных, вроде Бена, оставалось время на хобби. А теперь это просто ежедневная работа, ничего творческого или выдающегося; красочного или хаотичного. Но и здесь есть отлынивающие от работы. Как учителя в нашей школе, которые на перемене собирались на игровой площадке, чтобы поболтать за чашечкой кофе. Здесь такие задерживаются в столовой над биобуханкой. Я потихоньку пячусь от Брика, Рыжего и Пушинки, которые молча жуют пищу, и Нилы, затеявшей серьёзный разговор с Вокси, чтобы подслушать, о чём говорят люди у стены.

Человек с широко расставленными, как у акулы-молота, глазами, жуёт порцию биохлеба.

– Мм, – мычит он.

Не знаю, то ли это ответ на чью-то реплику, то ли смакование хлеба. Но если парень ничего другого в жизни не видел, то не понимает, что еда ужасна. Ведь он никогда не пробовал мороженое с манго, шоколад или чипсы.

Женщина наклоняется к нему. Она немного ниже Нилы ростом и будто восполняет недостаток туго закрученными косичками.

– Говорят, Лена посылают.

Она откашливается.

– Мы с Леном в детстве ходили в одну творческую группу.

Я смотрю на Вокси. Наверное, он сын Нилы.