Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг.

22
18
20
22
24
26
28
30

Долгоруков от счастья давится. Преображенцы, переглянувшись, выходят в столовую и, обменявшись многозначительным взором, исчезают из нее.

Воронцова-Дашкова. Ах, боже мой, простите меня великодушно, я увлеклась... простите... Милая Александра Сергеевна, я убегаю... я убегаю... (Скрывается в гостиной.)

Салтыкова скрывается вслед за ней. Бенедиктов с искаженным лицом выходит в столовую. Кукольник за ним.

Бенедиктов. Зачем ты меня повез на этот завтрак?! Я сидел тихо дома... А все ты! И вечно ты!

Кукольник. Жалкий свет! Терпи, Владимир!

Салтыков. Агафон? Снимай обоих, и Пушкина и Бенедиктова! В ту комнату!

Занавес

Действие второе

Троекратный грохот труб. Он прекращается. Идет занавес. Ночь. Дворец Воронцовых-Дашковых. Зимний сад. Лампы в зелени. Фонтан. В зелени, между прозрачными сетками порхают встревоженные птицы. В глубине колоннада. За ней видна гостиная. В гостиной мелькают то гости в бальном одеянии, то ливрейные лакеи. Слышен издали стон бального оркестра, шорох толпы. У входа в зимний сад у колонны стоит — неподвижен — негр в тюрбане и в блестящем одеянии. В самой чаще, в зеленой нише, укрывшись от взоров света, сидит за столиком на диванчике Долгоруков в бальном наряде. Перед Долгоруковым бутылка шампанского на столике и миндаль. Долгоруков подслушивает разговор в зимнем саду. Там, где просторнее, недалеко от колоннады, у стола, на котором шампанское, на диване сидит лицом к зрителю, поражая своей красотой, Пушкина. Повернувшись спиной к зрителю, перед Пушкиной сидит в лейб-казачьей парадной форме Николай I.

Николай I. Когда я слышу, как плещет фонтан и как шуршат в чаще птицы, о, сколь безумно я страдаю!

Пушкина. Но отчего же?

Николай I. Ежели кто-нибудь знал бы, как напоминает мне волшебный сад подлинную природу, и тихое журчанье ключей, и сень дубрав. О, ежели б можно было сбросить с себя этот тяжкий наряд и выйти на луга, в уединение лесов, в мирные долины и пить неотравленный чистый воздух. Лишь там, наедине с землею, может вздохнуть хоть раз измученное сердце!

Пушкина. Вы утомлены.

Николай I. Никто не знает этого и никогда не поймет, какое грустное бремя я должен нести один для всех.

Пушкина. Зачем вы хотите огорчить меня? Нет, нет, я понимаю вас. Поверьте, что печаль охватывает меня.

Николай I (положив руку на руку Пушкиной). Вы искренни? О, да, разве могут такие глаза лгать? Ваши слова я слушаю с чувством искреннего счастья. Вы одна нашли их для меня.

Долгоруков, сияя, припадает к стенке беседки.

Я вас искренно люблю как очень добрую женщину. И только одно страшит меня, когда я гляжу на нас.

Пушкина. Что же это?

Николай I. Ваша красота. О, как она опасна! Берегите себя, берегите.