Гроза

22
18
20
22
24
26
28
30

Волчица дернулась и метнулась в сторону от реки, будто вода разом превратилась в кипяток и начала жечь ей подушечки лап. Шерсть на загривке встала дыбом, а в глазах появился тревожный огонек. Гроза не стала долго разбираться в причинах того, что увидела на небольшом холмике прямо над своей головой. На нем на брюхе валялся матерящийся рыбак, словно жук, беспорядочно дергавший конечностями. Он силился подняться на ноги, но тяжелый живот мешал ему принять желанное положение, поэтому он имел вид мешка с картошкой, который валяется в одной из торговых палат рынка. Пока мужчина боролся с собственным тучным телом, худощавая волчица попятилась назад, клацая зубами при виде собак, прибежавших на крик хозяина. Они были крайне озадачены таким положением человека, постарались облизать его лицо, но, получив увесистой рукой по носам, быстро оставили попытки приободрить рыбака. Одна из собак залаяла на волчицу, но подойти не решилась. От Грозы пахло лесным зверем, но не тем, которого они были приучены добывать. Это был особенный запах, связанный с опасностью и риском, изнурительными переходами и образом жизни скитальца. Собаки не понимали и страшились этого, может быть, чувствовали, что могут сделать клыки этого пусть и измученного, но зверя.

Волчице не потребовалось дальнейших предупреждений, хватило брешущей собаки, чтобы повергнуть ее в бегство. Существует глупое убеждение, что волк — храбрый хищник, готовый бросить вызов как зверю, так и человеку. На самом же деле такие безбашенные особи долго не живут. Отсутствие инстинкта самосохранения (само существование которого ставится под вопрос современными учеными) у зверя может привести лишь к его скоротечной кончине. Неспособность избегать эскалации ситуации никогда не была положительной чертой в борьбе за существование. Этот признак не закрепляется по определенным причинам, делающим его непригодным для природных условий тайги.

Волчица стремительно скрылась за деревьями, оставив переполошившихся рыбаков в полном негодовании. Она решила уйти выше по реке, подальше от костра и дыма, столбом поднимавшегося над молодыми елями. Путь молодой охотницы лежал по каменистому склону, сменявшемуся песчаным берегом. Она аккуратно переступала с камня на камень, минуя расщелины и острые выступы. Рассветное солнце играло на водной глади, переливаясь и лаская каменную гряду. Речка приятно журчала, а иногда в ней мелькала чешуя мелких рыбок, пробовавших свои силы в противостоянии течению. След в след за Грозой по камушкам прыгала трясогузка. Забавная птичка с серым невзрачным оперением, но невероятно милыми глазками-бусинками и презабавным хвостом-рычажком, который подрагивал при малейшем движении. Она преследовала грозную хищницу, выискивая в ее следах на песке жучков. Иногда получалось весьма неплохо, и она хватала своим аккуратным острым клювиком какого-нибудь усатого бедолагу, проглатывая его в один присест. Гроза сосредоточенно продолжала путь, иногда останавливаясь, чтобы перевести дух, восстановить силы и охладить горящие, избитые подушечки лап в реке.

Впереди лежала деревня, в которой мы когда-то впервые встретили Ивана, мальчика с очень грустными и потерянными глазами.

Люди, живущие там, не подозревали о волке, проходящем мимо нее. Впрочем, в обход деревни шло очень много различных зверей, даже слишком, чтобы придавать этому событию большое значение. Лишь наблюдательные жители замечали затем следы на земле, кабаньи тропки, лежки зайцев и дневки робких косуль. Дети играли на детских площадках, где по ночам рыскали лисы и еноты, летали совы и ползали змеи. Иван сначала не понимал, как жить, сознавая, что в любой момент может возникнуть надобность прятаться от мимо проходящего любопытного медведя, но с появлением в его жизни Цили мальчик свыкся с этим фактом, взяв ответственность за жизнь и благополучие своей любимицы и верной подруги.

Кстати, о собаке. Рыжая бестия бегала по опушке леса, после того как Иван вытащил ее за шкирку из-под забора соседского курятника. Собака пыталась задушить громких птиц, совавших свои головы в небольшую щель между досками и землей, надеясь подобрать пару червяков. Она уже прихватила незадачливую курицу за крыло, выдрав ей пару перьев и сломав кость, когда маленький хозяин налетел на нее с криками, воплями и сокрушительными ругательствами. Пришлось отпустить свой ужин и грустно удалиться в изгнание, где Иван не смотрел бы на собаку глазами, полными разочарования. Больше всего на свете Циля не любила этот взгляд. Он ее тяготил и смущал, насколько это возможно для собаки. Циля плохо переносила одиночество и бесилась без дела. Она грызла палки во фрустрации, рыла землю и давила мышей, даже не утруждаясь их после съедать.

Она попыталась даже играть с валунами, нападая на них и вгрызаясь в их ребра. Однако после первой же попытки откусить кусок от булыжника ее удаль поубавилась, потому что она чуть не обломала себе зубы. Рыча и отплевываясь от песка, собака побежала к воде, чтобы попробовать порыбачить. Это было более понятное и безопасное занятие. Рыбы, которую можно было бы легко вытянуть из воды, на виду не оказалось. В ход пошел план «Б»: вынюхивать бобровые хатки или хотя бы следы трудяг со странными приплюснутыми хвостами без шерсти. Циле нравились эти чудаковатые водные крысы. У них был характерный запах леса, смешанный с речным илом и рыбой.

Собака шла по крутому бережку и вынюхивала бобров, случайно забредших за древесиной. Конечно, их, как назло, не оказалось поблизости, что весьма расстроило ее. Она еще немного послонялась туда-сюда, прежде чем учуяла странный запах. Это был лесной зверь. Совсем рядом. Волк. Собака подняла шерсть на загривке и зарычала. Недалеко, метрах в пяти от Цили стояла хилая волчица со сверкающими стеклянными глазами. На ее клиновидной морде не было видно сильных эмоций. Ни удивления, ни страха. Она стояла, глядя прямо на собаку. Казалось, ее вообще не тревожил тот факт, что ее заметили. На самом деле от Цили ускользнули чудовищная усталость волчицы, ее потрепанный вид и ребра, выпирающие из-под истончившейся кожи. Рыжая охотница бесстрашно сделала пару шагов навстречу дикому зверю, демонстрируя свои агрессивные намерения. Собака чувствовала, что ее долг — прогнать волчицу обратно в лес, избавить людей из деревни от ее присутствия.

Циля обходила Грозу немного сбоку, периодически скалясь и облизывая губы. Ее уши были плотно прижаты к голове, хвост высоко поднят. Волчица понимала, что бежать бесполезно. Сначала она попробовала послать собаке сигнал примирения — робко отвела голову в сторону, но, получив на это лишь резкое сокращение дистанции, отказалась от этой стратегии. Гроза сделала максимально грозный вид. Ее попытки устрашения выглядели жалко. Котенок, сидящий перед собак, выпускает когти и шипит. Это последнее, что можно предпринять, прежде чем умереть, а умирать Грозе не хотелось. Она была слаба и неопытна в драках, а собака из человеческого поселения была сильна и полна сил. Ничто не мешало ей вонзиться в ее серебристую шерстку и вырвать пару кусков мяса, оставшегося на костях. Однако Цилю сдерживал первобытный страх перед волком. Ее предки сотнями погибали от клыков волчьего племени, их срывали с цепей и заманивали в лес, где пожирали всей стаей. Рыжей бестии было важно держать дистанцию и не повредить себя (животные по понятным причинам крайне трепетно относятся к целостности физической оболочки).

Гроза сделала очередной выпад вперед и почти вплотную подошла к рыжей собаке.

Циля почувствовала тепло, распространившееся по ее телу. Приток горячей крови по венам достиг сердечной мышцы, начавшей чаще сокращаться. Мощными толчками она, подобно мощному пожарному насосу, толкала кровь в организм, наполняя мышцы силой. Собака ощутила смелость, внезапно обнаружившуюся внутри нее. Она в один прыжок оказалась бок о бок с волчицей и стремительно впилась зубами ей в плечо. Гроза завизжала от резкой боли и, прижав уши, попыталась укусить собаку в ответ. Циля удачно выбрала позицию для атаки, поэтому без труда увернулась от острых зубов, не ослабевая собственной хватки. Она трепала кожу волчицы и рычала, точно так же она когда-то поступала со шкурами кабанов и лосей, когда ее учили охотиться старые звероловы. Гроза вертелась и извивалась, как угорь, но безрезультатно. Лайка была сильна, молода и проворна, в то время как волчица была истощена и измотана. Силы ее были на исходе. Бежать она не могла, дать отпор получалось плохо. Острая боль превратилась в тупую ноющую, отдающую в и так тяжелую голову. Гроза пошла на рискованный маневр: она рванулась на собаку, нарушив ее равновесие, повалив на землю. Циля, не ожидавшая такого рывка, разомкнула челюсти и взвизгнула от удивления.

Теперь Гроза лежала на собаке, тяжело дыша открытой, полной огромных зубов, пастью. Волчица не стала дожидаться, пока псина одумается, поэтому с горловым рычанием вцепилась в незащищенное брюхо лайки, яростно мотая клиновидной головой из стороны в сторону. Это было чем-то похоже на африканскую сцену борьбы крокодила и зебры, пришедшей на водопой. Хищник, выбрасывающий свое неповоротливое тело из воды, хватающий длинной остромордой пастью горло добычи и начинающий мотать тяжелой головой, чтобы оторвать кусок мяса или задушить жертву. Гроза как никогда была похожа на крокодила. Ее туловище было почти неподвижно, задними лапами она упиралась о землю, передние же беспомощно болтались на теле собаки. Волчица по уши была перемазана в крови лайки, на языке застыл железный привкус. Циля орала и клацала зубами, иногда цепляясь за шерсть и обвисшую шкуру собаки. Живот рыжей бестии превратился в кровавое месиво. Гроза лишилась рассудка, кровавая пленка на глазах закрыла весь обзор. Она больше не обращала внимание на окружение. Все, на что хватало ее концентрации, — рвать, терзать, убивать. Все звериное, что спало в ней, проснулось. Казалось, она уже просто не может разомкнуть пасть.

На крик собаки прибежал Иван. он услышал призыв о помощи любимой лайки и, едва успев с ружьем наперевес обуться, выбежал из лачужки. Старик тоже слышал далекие звуки драки, но не был так быстр, как внук. Владимиру пришлось торопиться и бежать, ковыляя и волоча покалеченную ногу за собой. Он чувствовал неладное, предполагал, что встретит у реки, поэтому еще больше переживал за ружье в руках у горячего молодого парня. Мысленно старик молился, чтобы он не натворил дел до его прихода.

Мальчишка увидел кровавый клубок шерсти, сцепившийся в смертельной схватке. Сначала он подумал, что это соседская шавка, впившаяся в его любимицу, но чем ближе он подбегал, тем быстрее приходило осознание. Это волк. Прямо как тот, чье тело он зарывал в землю. Самый настоящий лесной зверь. Нет, волчица. Слишком уж маленькая и хилая.

Гроза не заметила приближения человека. Она продолжала рвать живот Цили в порыве безумия. Ее клыки добрались до мягких тканей, вытянув наружу горячие кишки. Собака визжала, как поросенок, иногда умудряясь вырвать пару кусков шерсти с шеи убийцы. Они были похожи на псов, дерущихся в яме на потеху жестокой публике. Запах крови, затуманенный взгляд, полное отсутствие сознания и смерть.

Иван, недолго думая, схватил волчицу за шкирку и попытался оттащить от любимой собаки. Безуспешно. Пара крепких ударов ногами по ребрам тоже не возымела эффекта. Мальчишка, вспомнив, что ружье не заряжено, насилу всунул приклад между зубами обезумевшей от боли зверюги и воспользовался им, как рычагом. Волчица отпустила собаку и повалилась на бок, хватая пастью воздух, как рыба, выброшенная на берег. Грозе казалось, что она либо проглотит собственный язык и задохнется, либо ее сердце лопнет, как пузырь квакающей лягушки.

— Циля, милая моя, Циля! — шептал Иван, держа голову любимицы на руках. Он гладил собаку по окровавленной шерсти ладошками и плакал, подвывая и прижимаясь к растерзанному телу лайки.

Мальчик уже видел, что случилось с ее внутренними органами, а непродолжительный опыт проживания в таежной деревне позволил ему понять, что спасти ее будет очень сложно, если вообще возможно. Все было как в тумане. Брюхо Цили было варварски разворочено. Собака находилась на последнем издыхании. Она пыталась лизнуть руку своего хозяина, но не могла поднять головы.

Иван свою несчастную подругу. Собака махала хвостом-калачиком и смотрела на любимого маленького человека. Ей не нравилось, когда он плакал. Она испытывала жуткую боль и потеряла подвижность в конечностях, но жизнь все еще теплилась у нее в груди. Циля изо всех сил старалась не закрывать глаза.

Владимир наконец догнал внука. Тяжело дыша и отхаркиваясь, старик подошел к несчастной собаке и невольно зажмурился. Он видел многое, эта картина не была ужаснейшей из случаев на охоте, собаки десятками попадали на клыки секачей и когти медведей, но невозможно подготовить себя к виду кишечника СВОЕЙ собаки, лежащего вне тела. Старый охотник сразу понял, что нужно сделать. Ружье было разряжено, патронов на руках не было, зато за пазухой притаился охотничий нож. Владимир никогда с ним не расставался. Когда-то он сам сделал для него ножны, которые разрисовала его покойная жена. Он не раз сослужил ему добрую службу, как и эта молодая собака.