Гроза

— Ваня, закрой глаза, — произнес старик. На его лице не дрогнула ни одна морщинка.

— Я не могу, дедушка. Я просто не могу…

Видя полное бессилие мальчишки, Владимир взял решительные действия на себя. Он оттолкнул Ивана в сторону от собаки, погладил ее по красивой рыжей шубке и в один взмах перерезал ей горло. Циля мгновенно закрыла глаза и издохла.

Владимир тяжело вздохнул, у него задрожали уголки губ. Старик тоже привязался к рыжей бестии, и ему было тяжело ее терять.

Теперь, когда с худшим было покончено, два человека обратили внимание на серое тело, ползущее к речке. Гроза усердно подтягивала переднюю часть своего туловища к воде в надежде на чудо либо на быстрый поток и палку, за которую можно было бы ухватиться. Теперь она была больше похожа на потрепанную дворняжку, нежели на молодую волчицу. Грязная, истощенная, маленькая и слабая.

Владимир отряхнул нож и вопросительно посмотрел на внука. Иван смотрел на Грозу со слезами на глазах. Он одновременно ненавидел ее за то, что она погубила его любимицу, жалел и сострадал ее плачевному состоянию. Почему-то она показалась ему беззащитной и достойной поддержки. Конечно, он не мог знать, что делает, не разбирался в поведенческих особенностях волков и тем более не очень размышлял над последствиями, но мальчик потянулся к волчице.

— Мы можем ее взять себе?

— Она дикий зверь, тебе с ней не сладить. Ты хочешь, чтобы она задрала всех собак в деревне? Цили мало?! — вспылил старик. Он искренне не понимал внука. В его сознании не укладывалась идея о том, что покалеченного волка нужно тащить в дом.

— Я не хочу, чтобы она тоже умирала. Пожалуйста, я сам буду за нее в ответе.

— Как знаешь, — ответил Владимир.

Старик решил, что стоит дать мальчишке шанс. У него уже был пустой вольер, будка, цепь и пара мисок, а в случае неудачи всегда можно отдать зверюгу на притравочную станцию. Он подошел ближе к серебристой волчице, необычно красивую шкуру которой он оценил. Она, конечно, оскалилась и клацнула зубами, но старого охотника было не напугать.

— А глазки-то у тебя боятся… Эх ты, зверюга…

Владимир поднял Грозу за шкирку так, чтобы она не достала до его рук. Она легла в его объятия, как податливая тряпка. Волчица была еще молода, но сил на активное сопротивление у нее не осталось. Тем не менее мудрый охотник знал, что у волка и отрубленная голова кусается. Владимир взвалил на другое плечо ружье и велел Ивану зарыть Цилю под березкой.

В последний раз он взглянул на бездыханное тело рыжей бестии, которая помогала ему скрасить серые будни, и, прослезившись, отправился к лачужке. Старик уже придумал, куда денет волка, а дальше пусть разбирается Иван. Если зверюга не захочет сотрудничать или попытается ранить внука, то он не станет церемониться…

Иван провозился с лопатой до вечера. Он еще долго сидел над свежей могилкой своей любимицы и плакал. Так он спасался от внутренних стенаний. Он позволял себе вместе со слезами отпустить любимую собаку, погибшую в драке. Если бы он знал, что этот день закончится именно так, то никогда бы не выгнал ее, позволил ей передавить хоть всех соседских кур. Он снова чувствовал вину за происшедшее, но, в отличие от самоубийства матери, теперь к нему пришло некое понимание того, что он не мог повлиять на исход обоих событий. Иван пока не в полной мере осознавал ситуацию, находился в состоянии шока, но нашел в себе силы принять происшедшее и оценить риски, связанные с попыткой приручения дикого зверя. Мальчик принял решение дать шанс волчице, снять с нее часть вины, попробовать увидеть в ней друга, которого потерял. «Они же животные. Невозможно было предположить, что они вообще пересекутся», — говорил он себе. Иван ушел от могилы Цили с тяжелым сердцем, но с душой, полной необъяснимой надежды. Он видел необыкновенную связь между волчицей и собакой. Акт насилия, объединивший их в дикой жестокости, ставший результатом смерти одной из сторон. Идеальная биологическая модель, эталонное «убей или умри». Циля для него отразилась в волчице, стала важнейшей ее составляющей.

Часть 3. Бодрствование

Глава 1

Гроза проснулась в одном из собачьих вольеров. Старик укрепил его за ночь, заколотив все щели добротными досками, не поскупившись ни на древесину, ни на гвозди. Более того, он обмотал вольер рабицей, очень твердой и прочной, которую не перекусил еще ни один из его сильнейших псов. Он обустроил место для зверя так, как делал бы для крупной, склонной к побегам лайке, готовой на все, лишь бы вырваться со двора. Бывший охотник учел даже возможность того, что волчица, немного набравшись сил и окрепнув, захочет сигануть через высокую дверь вольера и протиснуться между крышей и сеткой. На месте, где обычно оставляется щель для проветривания, была прикручена такая же сетка, как и на внешней стороне. Вольер стоял не на земле, а на досках, под которыми на метр в глубину уходил слой цемента. Раньше здесь жил лучший из охотничьих кобелей во всей деревне, вероятно, родственник Цили, который во время течки у сук рвал цепи, проскальзывал в местах, где другая собака не догадалась бы пролезть, сигал через заборы и иногда прокапывал лазы под ними. Он был невероятно умен, хитер и проворен. Стоило ему сбежать за пределы двора, все местные дворняги и собаки, которых не прятали в сараях, через некоторое время рожали щенков с характерной для него рыжевато-бурой шерстью и хвостами-калачиками. Владимир звал того безобразника Плутом. Сейчас пес был уже стар, его пыл утих, юность давно ушла. Он стал мирным и тихим, даже на кошек не бросался. Жил недалеко от лачужки, у соседей. Владимир отдал его, когда перестал ходить в лес. Тем не менее Плут помнил своего старого друга и никогда не упускал возможность доброжелательно лизнуть руку Владимиру или встретить его радостным лаем.

В общем, с содержанием сложных и сообразительных псов старик был знаком. Другое дело — волк. Он видел их в неволе только на притравочных станциях, озлобленных и обезумевших. Там зверей запирали в чугунные клетки, чтобы изредка выпускать на свет с цепью и крепким ошейником на пользу молодым охотничьим псам.

Старика уже не раз посетила мысль, что он ошибся, позволив Ивану самому решать, что делать с волчицей. Задача, которую он поставил перед собой, была уж очень сложна. Гарантий на успех нет. Волчица хоть и была молода, но уже давно выросла из слепого щенка, которому еще можно разъяснить, кто друг, а кто враг.

Владимир сплюнул и достал из кармана сигарету, зажигалка пригрелась в другом кармашке у сердца. Вспыхнул огонек, и старик закурил, прохаживаясь между вольерами, подолгу задерживаясь у волчьего. У зверюги был теплый настил из свежего сена, собственная, сколоченная им самолично будка, чистая вода и тушка курицы в миске. Всего вдоволь, ешь, пей, спи, поправляйся, только вот волчица отказывалась принимать подачки старого охотника.