Гроза

Всеобщее оцепенение нарушил звук рвущейся кожи, Грозе удалось отделить свой кусок, с которым она убежала к реке, преследуемая волком, а затем пересекла ее, прыгая с одного камня на другой. Еще днем она приметила эту гряду, образовывавшую мост через бурный поток. Волк остался на противоположном берегу и не стал преследовать волчицу. Он немного постоял у воды, чтобы убедиться, что Гроза больше не претендует на тушу лося, и вернулся к трапезе.

Волчица ушла проводить остаток ночи выше по течению реки. Вдалеке виднелись горы, к которым она держала путь. Они манили ее и вызывали чувство необъяснимого трепета, какое ощущает молодой моряк, отправляющийся в свое первое далекое плавание.

Глава 5

Осенью жизнь Ивана преобразилась. Он все глубже погружался если не в ремесло местного лесничего, то в зоологические термины, повадки местных животных и птиц. Мальчик не на шутку заинтересовался вопросом, часто навязывался на долгие вечерние разговоры за чаем к деревенским звероловам, чтобы побольше узнать о тайге и ее обитателях. Ему больше импонировал способ изучения природы с биноклем, который подарил ему дед, а не с ружьем, «как встарь повелось на великой Руси» (и не только), но люди, посвятившие жизнь охоте в этой холодной враждебной глубинке, знали не меньше, чем профессора университетов. Да, они были не сильно подкованы в биологических процессах с теоретической и молекулярной точек зрения, но, основываясь на годах наблюдений и опыта, могли дать столь же ценные знания. Разница была лишь в методе исследований. Мальчишка стал более открытым и коммуникабельным, потому что в разговоре, к примеру, со старым полуслепым медвежатником приходится искать подход, участливо кивать и активно выражать свое восхищение его невероятными путешествиями. В деревне о нем говорили как о приятном молодом парнишке с тяжелой судьбой, но очень добрым сердцем.

Иван собирался выйти на крыльцо лачужки, ставшей для него родным и любимым домом, где его всегда ждали теплый дедушкин чай и интересные книжки. Мальчик кутался в легкую олимпийку, натянутую на колючий шерстяной свитер с высоким горлом, которое его очень раздражало. Он увидел в окно соболя, который весело скакал по елкам, пока на солнце блестела его шикарная теплая шубка цвета темного шоколада. Иван хотел поближе рассмотреть зверька, натянул на себя вещи, которые первыми попались под руку, и выбежал на улицу. К его огромному сожалению, соболь уже успел сбежать с елки, не оставив после себя ничего, кроме комочков пуха, выдернутых из нерасторопной белки, ставшей его обедом. Мальчик раздраженно почесал нос и, нахмурив брови, пошел жаловаться деду на свою нерасторопность.

— Почему я всегда упускаю все самое интересное? Я почти всегда подбираюсь к животным аккуратно и тихо, но они все равно успевают как-то заметить мое присутствие…

— Иван, а ты не думал, что этот соболь просто потащил добычу себе в дупло? Или ты думаешь, что все его мысли были о тебе — как бы похитрее тебе насолить и испортить наблюдения?

— Ну не то чтобы прямо так, но я явно что-то упускаю!

— Начни пользоваться моим биноклем почаще и переставай лезть, куда не надо. Ты бы еще за лапу с ним поздоровался.

Владимир закурил сигарету, дым от которой тонким сатиновым облачком тянулся вдоль деревянного домика.

— Отойди, дымом дышишь.

Мальчишка сделал шаг в сторону и насупился. Он никак не мог посмотреть на старика, часто тер нос кулаком и переминался с ноги на ногу. Владимир, заметив это, решил спросить:

— Что-то случилось?

— Я снова плохо спал ночью, а потом этот соболь… — продолжал мяться Иван.

— Ведь дело же не в нем?

— Я очень скучаю по маме, — выговорил мальчишка дрожащим голосом. Он едва сдерживал слезы, внезапно проступившие на его больших голубых глазах. Больше ничего он из себя выдавить не смог. У Ивана был совершенно телячий взгляд, который можно наблюдать у животных на скотобойнях, перед тем как разлучить корову и ее детеныша.

— Понятно… — протянул старик, стряхивая пепел с сигареты в консервную банку.

Владимир откашлялся и закинул ногу за ногу, иногда нервно подергивая коленкой. Старик в последние месяцы не заводил разговора о Рите, старался не упоминать ее имени, использовал различные фигуры речи, чтобы обойти ее определение в разговоре. Он не привык говорить о дочери в прошедшем времени, отчасти оттого что все еще пытался смириться с тем, что она мертва. Принятие давалось ему тяжело, а сам процесс горевания был очень болезненным. Владимир чувствовал глубокую привязанность к образу «старой» Риты — озорной, смелой и громкой девчонки с мечтой о большом мире, оплакивая одновременно потерю памяти о ней прежней и «новую», уставшую и вымотанную, эмоционально недоступную и глубоко травмированную женщину, которая привезла с собой сокровище, которое не могла любить. Он иногда плакал, когда оставался в одиночестве, потом курил больше, чем обычно, и начинал варить суп Ивану. Старик любил рассказывать внуку истории, которые приключались с ним и его товарищами в лесу, иногда вспоминая то, о чем говорил маленькой девочке Рите. Владимир не совсем понимал, как помочь внуку, не имея необходимых знаний для того, чтобы помочь самому себе. Так случалось и раньше, когда погибла его жена. Владимир нашел медведя, который ее разорвал, и пустил ему пулю в лоб, выстелив его шкурой прихожую в лачужке. Стало немного легче, но ненадолго. Враг был устранен, но вязкая тоска и апатия стали верными спутниками несчастного вдовца. Владимир действовал интуитивно, полагаясь лишь на свои внутренние ощущения и импульсы.

Старик поставил банку с пеплом на землю, приобнял внука свободной рукой и ласково погладил его по дрожащему плечу. Иван стал всхлипывать тише и прижался к костлявой груди деда. Он положил руки на его куртку и заплакал, уткнувшись в нее носом. Владимир продолжал стоять неподвижно, стряхивая пепел с сигареты. Он падал на траву, обжигая листики мяты, которая росла около порога. Они обугливались и падали на землю, точно одуванчики, унесенные ветром.

— Я злюсь на маму за то, что она умерла, так и не полюбив меня! Она была мне очень нужна, почему она так поступила со мной? Я не заслужил! Я хороший! Хороший!