— У тебя есть хотя бы кофе?
Викки, уже словно и не замечающая его присутствия, полностью поглощенная чем-то в своем айфоне, кивнула, махнув рукой в сторону кухни.
Странно, но Джек даже после такой откровенной, искренней измены не чувствовал себя виноватым перед Дайаной. Это не он, это город, завлекающий почти каждого в свои манящие сети. Об этом написано столько литературной классики еще в 19-м веке. Кофе отдавал прогорклостью. Вид из окна кухни был самым прозаическим: старые потрепанные дома напротив, витрины дешевых закусочных — у небогатых людей во Франции фастфуд был не менее популярен, чем в Америке, и ничем не лучше по качеству.
Он вспомнил, как когда-то давно, в детстве, взахлеб читал Хемингуэя, который тоже был влюблен в Париж золотой эры и называл его «Праздник, который всегда с тобой». Хемингуэй ведь тоже в конце концов разочаровался в городе, как в пустой сверкающей мишуре, и навсегда уехал на Кубу. Так что Джек был в достойной компании. Кроме того, у него вдруг возникло щемящее чувство, словно он находится в ловушке, из которой нет выхода. Он уже знал, что произойдет через несколько минут. Интересно, эту ловушку организовала Викки или его просто выследили вчера с ней каким-то образом. Впрочем, это было уже не очень-то и важно.
Он последний раз взглянул на Викторию. Она по-прежнему не отрывалась от экрана телефона, но почувствовала его взгляд.
— Не переживай. Мне было с тобой хорошо. Но пойми же меня, пожалуйста: у тебя своя жизнь, у меня — своя.
Джек ничего не ответил, оставил на столе две купюры по пятьсот евро и затем закрыл за собой дверь. В подъезде вниз вела старинная скрипучая лестница из темного дерева — пожалуй, самая примечательная деталь во всем этом доме. На первом этаже у входа Джека ждали двое людей в костюмах, явно американцев, с проводками в ушах. Один из них вынул из заднего кармана удостоверение ФБР.
Джек даже не произнес ни слова, а просто протянул руки, ожидая, что сейчас щелкнут наручники. Но предчувствие в этот раз не сбылось (такое тоже бывало, но не чаще, чем один раз на десять или даже на сто случаев).
Агенты назвали его вежливо, по фамилии, один из них почтительно склонил голову:
— У нас секретное предписание правительства США. У нас информация, что за вами активно охотятся несколько преступных организаций и это дело государственной важности. Поверьте, если бы не мы, вы бы даже не дожили до сегодняшнего вечера. Нам поручено обеспечить вашу безопасность, чтобы вы сегодня же сели на рейс в Нью-Йорк и вернулись домой, в Америку. Будьте добры, следуйте за нами. Уверяю, что это полностью в ваших интересах.
Глава 15
Замки из песка
Первая, утренняя, молитва окончилась менее часа назад.
Для любого жителя Аравии Фаджр — предрассветный намаз — был не только неукоснительной религиозной обязанностью, но также и самыми приятными минутами дня. В пустыне суточные перепады температуры особенно велики: за ночь песок охлаждается, и зимой под утро на нем даже иногда выпадает роса. После омовения молитва совершается в ближайшей мечети, но иногда и дома — до тех пор, пока солнечный диск не покажется полностью из-за горизонта. Обычно после молитвы женщины около шатров готовят своим мужьям сладкий ароматный чай. Только в это время можно по-настоящему расслабиться телом и душой и спокойно, без суеты, распланировать дела еще одного наступившего дня.
Именно в этот час стройная кавалькада из двадцати самых роскошных представительских автомобилей мира неспешно выстроилась перед входом в Каср-Аль-Хукм — дворец правительства Саудовской Аравии. За ними прибыл и огромный позолоченный «Роллс-Ройс», сделанный на заказ для короля Фахда — большого любителя роскоши. Бывало, что правительство ожидало сиятельного монарха часами, а иногда он и вовсе не являлся на запланированные заседания — ведь его власть была ничем не ограничена, кроме внутренней самодисциплины. Но только не в этот день, когда на кону стояла судьба всего королевства.
Море песка вокруг было похоже на огромный, бескрайний океан. Только коренные бедуины — железные люди, как называли их британцы, — могли долгими часами выносить испепеляющую жару, ступая по такому раскаленному песку, что на нем в иные дни можно было испечь пару куриных яиц. Чтобы солнце не сожгло кожу, люди пустыни издревле облачались в одежду из самой легкой белой материи, отталкивающую его смертоносные лучи, но пропускающую каждое живительное дуновение ветра, оставив лишь узкую щель для глаз. Взгляд бедуина мог быть таким же испепеляющим, как аравийское солнце — если дело касалось чести его самого или его семьи, хотя в обыденной жизни эти люди, как правило, были невероятно спокойны и выдержанны.
Бескрайнюю аравийскую пустыню защищала от остального мира сама природа — горная гряда на севере и море с трех других сторон. Но главным непроходимым редутом для чужаков всегда оставались нечеловечески тяжелые условия для выживания: возможно, самый непереносимый климат на всей планете. Хотя Аравия не всегда была независимой — ею какое-то время владели персы, турки-османы, британцы, — но никогда завоеватели не могли изменить ничего в жизни, традициях и обычаях этих загадочных обитателей пустыни.
Все бедуины Аравии принадлежали примерно к двум сотням семейных кланов, каждый из которых насчитывал, как правило, несколько столетий, так как поодиночке выжить было практически невозможно. Два самых могущественных клана Аравии на протяжении многих поколений вели беспощадную борьбу не на жизнь, а на смерть, чтобы править великой пустыней. Клан Рашидов с персидскими корнями славился несметным богатством, хитростью, умением вести интриги в изощренном византийском стиле. Клан Саудов, берущий начало из самого сердца раскаленных песков, почитался как бесстрашные, благородные, хотя порой и жестокие воины пустыни. Решающая схватка между ними произошла на рубеже XIX-го и XX-го веков. Глава клана Рашидов пригласил Аль Сауда, молодого, но уже мудрого воина, в свой огромный, расшитый драгоценностями шатер как дорогого гостя и при всех преподнес чашку его любимого травяного чая. Отказываться от угощения, по незыблемым обычаям, было нельзя, но у Сауда внезапно дрогнула его обычно железная рука, и он случайно расплескал чай на пол. Позже это назовут волею Всевышнего: напиток был отравлен, и Сауды объявили Рашидам войну до последнего члена клана. Когда дело касалось оружия, Саудам не было равных в пустыне. В итоге Рашиды, прихватив свои богатства, навсегда бежали из Аравии. Абдул-Азиз Аль Сауд стал первым официальным королем страны и правил почти полвека, превратив ее за это время из беднейшей страны планеты в один из самых процветающих уголков мира. Аль Сауд, проведший всю молодость в бесконечных военных походах и не читавший ни одной книги, кроме Корана, в зрелости стал удивительно прогрессивен и открыт новым веяниям: ввел обязательное образование для всех мужчин, основал первую на Востоке авиалинию, охотно пользовался западными техническими изобретениями. Король Аравии также обладал тонким политическим чутьем — уже в старости, на исходе Второй мировой войны, он разбил на один день свой любимый шатер прямо на борту американского авианосца, подписав с Рузвельтом договор о монополии Америки на использование недавно открытых нефтяных месторождений страны, захлопнув дверь перед самым носом нелюбимых им англичан и русских. Нефтяные запасы Аравии (которую после его смерти назвали Саудовской) оказались поистине несметными. Американо-арабская компания Saudi-Aramco (поначалу американская, но позже полностью выкупленная королевской семьей) могла каждый год с момента ее основания добывать больше нефти, чем в состоянии употребить весь мир, вместе взятый. Ее запасов хватило бы, чтобы обеспечивать черным золотом всю нашу планету сотню лет. Но если нефти на рынке было бы слишком много, то ее цена упала бы до мизерных значений. Поэтому главной государственной задачей монархии было регулировать мировой рынок нефти, увеличивая либо снижая уровень добычи как собственной, так и стран — членов ОПЕК, организации крупнейших экспортеров нефти.
Азиз Аль Сауд был не только бесстрашным воином, но и любящим, заботливым мужчиной для своих жен и наложниц. У него было больше тридцати детей — и это еще очень скромно для человека его положения в то время. Некоторые из последующих королей (все — его сыновья или племянники) имели более ста детей. Всего через одно-два поколения семья Саудитов насчитывала несколько тысяч человек — и каждый из них имел свою долю от золотого нефтяного пирога и был весьма богат. Пожалуй, самой яркой личностью из всех наследников основателя династии оказался король Фейсал, третий сын Аль Сауда. Еще при жизни отца он был его правой рукой, участником опасных военных походов; позже стал искусным дипломатом. Однако его путь к трону оказался тернистым: после смерти отца его братья из зависти объединились против него, и лишь после неудачного правления одного из них, в середине шестидесятых, престол наконец-то перешел к Фейсалу. Он сразу взялся за дело с неуемной энергией: резко нарастил нефтедобычу, вернул Аравии знамя лидера арабского мира, а после второй подряд неудачной войны арабской коалиции с Израилем, в октябре 1973-го, осмелился на поистине беспрецедентный шаг: временно остановил весь экспорт нефти из Саудовской Аравии. Цена нефти сразу взметнулась с трех до двадцати долларов за баррель (фантастических для того времени), спровоцировав глобальный энергетический кризис, перешедший в глубокий кризис всей мировой экономики. Но королевству в пустыне он пошел только на пользу: менее чем через год саудовская нефть вернулась на рынки, но цена на нее при этом не опустилась: к этому времени мир полностью изменил отношение к черному золоту, осознав его ценность и невосполнимость никакими другими источниками энергии. Полученные многомиллиардные сверхприбыли король Фейсал не проматывал, купаясь в роскоши, как сделали бы многие его родственники, а вкладывал в развитие страны: строил в пустыне новые города, закупал оборудование, а также был самым крупным в мире благотворителем. Его смерть оказалась нелепой и трагичной, разразившись как гром среди ясного неба. Один из его племянников, вернувшийся с учебы в Америке, на одном из приемов подошел поцеловать любимого дядю, затем вынул пистолет и трижды выстрелил ему в голову. Последними словами Фейсала была просьба пощадить племянника, но его все равно обезглавили, хотя формально — не за убийство, а за то, что в его доме нашли целый склад наркотиков. В начале 1980-х страну возглавил новый король — Фахд, очередной по старшинству наследник Аль Сауда — и к тому же еще и первый на престоле сын от его главной, любимой жены. По характеру Фахд был вовсе не столь бесстрашен и благороден, как его предшественники: скорее, это был человек хоть и блестяще образованный, но предельно закрытый и постоянно во всем сомневавшийся. К тому же он имел навязчивую, почти болезненную страсть к роскоши. Легенды о золотой сантехнике саудовских шейхов во многом берут начало именно в его правление. Парадоксально, но как раз в эпоху Фахда ситуация вокруг нефти и королевства в целом к праздности в роскоши вовсе не располагала — наоборот, она оказалась самой сложной и опасной с начала правления семьи Саудов, и причин тому было множество.
Февраль в Саудовской Аравии — наименее жаркий, но вовсе не самый комфортный месяц в году. В феврале по всей Аравии особенно жестоко дуют острые, колючие ветры, несущие по пустыне несметное количество песка. Каждый бедуин с детства знает, какой страшной бывает песчаная буря. Песка в этих суховеях столько, что невозможно разглядеть даже свою вытянутую руку, а сила ветра способна сбить с ног, оглушить, ослепить самого сильного коня или верблюда. Каждый бедуин знал и то, что, если такая буря застает его посреди пустыни, от нее есть лишь одно спасение: лечь на песок, закрыв ладонями лицо и уши, и время от времени отряхиваться, чтобы над тобой не выросла новая песчаная дюна. Чтобы выжить, надо было ждать — минуты, часы, а порой и дни. Горячий нрав бедуина всегда удивительно уживался с его умением ждать — иногда без воды и еды приходилось лежать на песке двое-трое суток, пока буря не стихала. Помимо этой напасти в конце зимы внешние агрессоры были наиболее активны, полагая, что в это нежаркое время захватить пустыню легче всего. Февраль для Аравии был тревожным месяцем.