Однако кровать ее была пуста и не смята. Я несколько успокоился, вернулся тихо в комнату, поставил свечу на прежнее место, положил шляпу туда, где она лежала, и подождал еще немного. Заслышав приближающиеся шаги, я спрягался в углу за ширмой у стены, где маркиза обыкновенно вешала свои платья, и проткнул торопливо штыком моего ружья небольшое отверстие в льняном полотне, чтобы видеть комнату.
Вскоре туда вошли. Дон Бернардо ввел маркизу, устроил ее на софе, отодвинул стол и уселся рядом с ней. Если бы я верил в волшебство и превращения, несомненно, подумал бы, что феи шутят надо мной. Оба выглядели на удивление неузнаваемо.
Аделаида полыхала все более и более. Еще никогда не было ее красивое лицо столь волнующе оживленным. Кровь вскипела у меня в жилах, но я недвижно застыл, изумленно взирая на эту живописную картину. Шейный платок маркизы был в беспорядке, и — о, небо и ад! — он был не только сдвинут, но и измят в тысячу складок.
Она трепетала, тяжело дыша. Ее увлажненный взгляд дышал страстью. Каждое движение ее лица, каждый ее жест выражали вожделение. Ни следа от той невинности или от того робкого противостояния, которым она обуздывала дерзкие ласки своего супруга! Куда подевалось то девически стыдливое создание, которое ничего не отдавало, но все позволяло украсть! Я видел перед собой страстную любовницу, которая впервые отважилась любить, столь смелы, столь безудержно дерзки, соблазнительны и неотступны были ее движения. Вне всяких Сомнений, дон Бернардо подмешал ей что-то в вино.
Все говорило о том, что он тщательно подготовился к сему приключению. Вместо неизменно простого платья сегодня был на нем парадный камзол, какой обычно носят парижские щеголи. Суровость и серьезность его речи сменились слащавым лепетом откровенной лести и ласкательных словечек. То, что прежде в его естественном характере я находил красивым, теперь показалось мне настолько безвкусным, притворным и легкомысленным, что при других обстоятельствах я охотно бы над ним посмеялся.
Его глаза пылали, в груди кипела страсть, — казалось, он не находит нужных слов либо вовсе прекратил мыслить. Однако всякие слова были бы здесь излишни. Его судорожно дрожащие руки выдавали полностью его состояние. Мерзкий злодей осквернял чистейшее ложе любви, и ах! — Аделаида не противилась этому.
Покрыв тысячью жадных поцелуев прекраснейшую в мире грудь, продолжил он свое преступление далее. Аделаида была истомлена и не оказывала ему ни малейшего сопротивления. Сгорая в лихорадочном жару, она, казалось, лежала без сознания в его объятиях. Не робея и не задумываясь, не помня себя, он обнажил ее укромнейшие прелести, на которые даже я никогда не дерзал взглянуть, и его наглые пальцы вторглись в сокровенное святилище прелести и любви.
Я с трудом удержался на ногах. Внезапное головокружение заставило меня склониться к земле. Но осознание опасности придало мне сил, которые до этого похитил испуг. Отчаяние исторгло меня из полуобморочного состояния, в которое повергла ярость. Я наклонился к ширме, взвел курок и прицелился, намереваясь одной пулей сразить обоих.
Но ангел-хранитель защитил жизнь Аделаиды. Когда я выстрелил, большой палец соскользнул в спешке со спускового крючка, и ружье дало осечку. Громкий щелчок заставил дона Бернардо, который все еще обнимал мою супругу обеими руками, отпрянуть. Напрягши шею, он обернулся. Но у него не было ни единого мига, чтобы опомниться. Я снова взвел курок — и мой соперник с раздробленным черепом упал на свою возлюбленную.
Аделаида лежала под ним в глубоком обмороке. В первом приступе волнения я был недоволен своим выстрелом, но потом опомнился и встряхнул ее.
— Гнусная женщина! — вскричал я. — Очнись, очнись, чтобы понести заслуженную кару!
Она шевельнулась, приходя в себя. Тогда я втиснул окровавленного любовника ей в руки и вышел в переднюю, чтобы успокоить слуг, внимание которых мог привлечь выстрел.
И в самом деле, некоторых из них я встретил со светильниками в руках. Я сказал им, что ничего не приключилось, что ружье выстрелило нечаянно и повредило мне большой палец. Служанки и доверенная особа Аделаиды хотели войти к маркизе в комнату. Я отослал их в соседнюю залу и запер там. После того как мне перевязали палец, я велел слугам идти вниз вместе с моим камердинером, которому я настрого приказал никого из них не выпускать. Я дал ему мое ружье и распорядился застрелить первого, кто откажется повиноваться. Это был бравый немец, на которого я мог всецело положиться.
Когда я возвратился к маркизе, она уже полностью пришла в себя, сбросив труп, встала с постели и теперь возле стула неподалеку от лежащего на полу мертвеца на коленях ожидала своей участи. Она была уверена в своей неизбежной смерти и желала ее. Как могла бы она вновь на меня смотреть, не сгорая от стыда?
Она обернулась, заслышав мои шаги. Ее лицо было обезображено ужасом. Куда делись прекрасные розы наслаждения, любви и пылкого вожделения? От них не осталось и следа, близость смерти накинула на ее лицо свое серое покрывало. От ужаса волосы ее стояли дыбом; некоторые пряди, омоченные кровью ее любовника, висели, слипнувшись, надо лбом. Ее глаза глядели безумно и отсутствующе. Аделаида замигала судорожно, когда взгляд ее упал на предполагаемого палача. Губы ее были плотно сжаты, как от дикой боли, и приоткрывались, лишь чтобы облегчить грудь, теснимую предсмертными всхлипываниями.
Вместо того чтобы растрогаться при виде ее ужасного состояния, моя непреклонность, горечь и терзания только усилились. Я положил на пол ружье, которое все еще держал в руке, подошел к окну, отворил его, взял убитого за глотку и вышвырнул его в сад.
— Встаньте, мадам! — вскричал я.
Маркиза попыталась подняться на ноги, но без сил вновь опустилась на пол. Я взял ее под руку и поднял рывком. Без сомнения, она была уверена, что я вышвырну ее в окно вослед за любовником. Она набрала в легкие воздуха и тихо промолвила:
— Спасибо, спасибо вам, дон Карлос... скорей, скорей убейте меня.
Я поставил ее на ноги и сказал:
ebooksa