«Как мою душу, как мое сердце посылаю к Вам владыку епископа Иоанна, – писал митрополит Антоний (Храповицкий) архиепископу Димитрию (Вознесенскому), викарию Харбинской епархии. – Этот маленький, слабый физически человек, по виду почти как дитя – есть чудо аскетической стойкости и строгости».
Митрополита Антония (Храповицкого) как-то спросили, кто в его окружении ему ближе всего по духу, и он назвал двух человек: старца Мильковского монастыря Амвросия (Курганова) и молодого иеромонаха Иоанна (Максимовича).
Речь епископа Иоанна при наречении проникнута апостольской решимостью нести свет просвещения народам во всех концах земли. «С самых первых веков христианства в России из нее шли проповедники в другие края. Просияли вначале преподобный Кукша, Леонтий Ростовский, после Стефан Пермский, Иннокентий Иркутский, уже в наши времена апостол Алтая Макарий и Николай Японский. Теперь рассеянный русский народ сделался проповедником веры во всех краях вселенной. Задача Русской Заграничной Церкви позаботиться о том, чтобы просветить возможно большее число людей из всех народов. Ради выполнения сей цели Русский Архиерейский Заграничный Синод посылает меня в страну, откуда восходит чувственное солнце, но которая нуждается в просвещении лучами мысленного Солнца Правды», – эти слова владыки Иоанна звучали как клятва всего себя отдать на служение ближнему.
4 декабря 1934 года владыка Иоанн прибыл в Шанхай, крупный портовый город в устье реки Янцзы. В 30-х годах XX века Шанхай не случайно называли «дальневосточным Вавилоном» – в городе жили люди разных национальностей и сословий, со всех концов света. На улице Бурлящего Источника и набережной Вайтань расположились роскошные отели, магазины, рестораны и английские джентльменские клубы для богатых иностранцев – китайцам вход сюда был запрещен.
«Рядом пестрела улица Ятцзе, с сотнями китайских лавочек, торговавших украшениями и статуэтками из самоварного золота, сувенирами из слоновой кости и нефрита. Дальше тянулись смрадные трущобы кварталов Нантао и Чжайбей; еще дальше – за рекой, в болотистом малярийном секторе Пудун, население делило свои тесные лачуги с миллионами крыс», – описывает предвоенный Шанхай болгарский писатель Анжел Вагенштайн.
В Шанхае обосновалось много беженцев-эмигрантов из коммунистической России, были русские храмы, школы, больницы, многочисленные благотворительные общества.
Владыка Иоанн завершил строительство собора в честь иконы Божией Матери «Споручница грешных», начатое при его предшественниках.
А вскоре были построены Свято-Николаевская церковь – храм-памятник Царю-Мученику, и трехэтажный приходской дом.
Каждый день в любую погоду владыку Иоанна видели то в одной, то в другой части Шанхая, в сандалиях на босу ногу и развевающейся на ветру рясе – он посещал больницы, принимал экзамены в русских гимназиях, контролировал работу бесплатных столовых. Владыка всегда ходил по городу пешком, очень быстро, с посохом в руке, не пользуясь ни автомобилями, ни услугами рикш. Мог служить литургию на русском, китайском, греческом, французском или арабском языке. Позднее в совершенстве выучил еще и английский язык.
В Шанхае владыка Иоанн организовал приют для сирот и детей бедных родителей во имя святителя Тихона Задонского. В начале в нем было восемь детей, а затем уже сотни детей разных национальностей – русские, сербы, китайцы, и каждый ребенок имел за плечами свой трагический жизненный опыт.
Рассказывают, что в приют во имя святителя Тихона Задонского попал мальчик Павел из России. Коммунисты на его глазах убили отца и мать и разрубили их тела на куски, после этого ребенок потерял дар речи. Его доставили в приют и хотели уже передать в клинику для душевнобольных: ребенок кусался, шипел и никого к себе не подпускал. Владыка Иоанн сел напротив и сказал: «Я знаю, что ты потерял своего отца, но сейчас ты обрел его вновь – это я», – и крепко обнял ребенка. В его словах была такая искренняя любовь, что мальчик заплакал и заговорил.
Сотни детей обрели в русском приюте в Шанхае свой второй дом – всего за годы существования в нем выросли около трех с половиной тысяч воспитанников. Владыка Иоанн любил быть среди детей и жил в комнате на втором этаже приютского дома: он сам принимал у воспитанников приюта экзамены, посылал к праздникам открытки, делал подарки.
В 1937 году в результате воздушной войны между Китаем и Японией Шанхай был почти полностью разрушен. За один только первый год японской оккупации санитарная служба мэрии вывезла с улиц Шанхая более тридцати тысяч трупов людей, умерших от голода и болезней. Приют во имя святителя Тихона Задонского, где в то время было примерно девяносто воспитанников, сохранился разве что чудом, а владыка Иоанн приводил все новых и новых найденных на улице детей. Персонал даже стал на него ворчать: как в голодное время накормить сто детей хотя бы простой овсянкой? Но по молитвам Иоанна Шанхайского как-то все устраивалось, и когда запасы заканчивались, кто-нибудь из благотворителей привозил в приют крупу или муку.
Бывший собор в честь иконы Божией Матери «Споручница грешных», Шанхай. Современный вид
«Приниженность и нищета китайцев ужасала. В Шанхае масса нищих, калек, со страшными болезнями, гноящимися глазами. Ночью они валяются на улицах, спят, как звери», – вспоминает о Шанхае 30-х годов Надежда (Эстер) Улановская.
Нищета была такая, что в шанхайских трущобах новорожденных девочек нередко выбрасывали в мусорные баки. Мария Александровна Шахматова, с первых шагов помогавшая организовывать детский приют в Шанхае, вспоминает, как однажды архиепископ Иоанн попросил ее купить две бутылки китайской водки и пойти вместе с ним ночью в трущобы Шанхая. Они долго в темноте ходили по узким, извилистым улочкам («чтобы не проник злой дух») самого опасного района в городе, встречая на пути бродяг и пьяниц, и вдруг услышали писк младенца. Какой-то бродяга подобрал ребенка в мусорном баке, и отец Иоанн сумел уговорить отдать ему девочку за бутылку водки. В ту ночь владыка вернулся в приют с двумя младенцами на руках. Одна из девочек-китаянок получила имя Валентина и впоследствии вместе с русской колонией переехала в Сан-Франциско.
К советской власти владыка Иоанн относился столь же непримиримо, как и его духовный наставник, митрополит Антоний (Храповицкий), который считал, что к коммунистическому режиму не применимы «никакие исторические параллели и аналогии».
В 1949 году к власти в Китае пришли коммунисты. Пять с половиной тысяч русских были вынуждены покинуть Шанхай.
Из всех стран мира только Филиппины согласились принять русских беженцев. Им выделили большой палаточный лагерь на острове Туба-бао, на территории упраздненной военной базы США. В апреле 1949 года вместе с русскими беженцами на остров прибыл и жил здесь три месяца епископ Шанхайский Иоанн (Максимович). В лагере были устроены две палаточные церкви – одна в честь Архангела Михаила, вторая в честь преподобного Серафима Саровского. Деревянное здание бывшей американской военной церкви с разрешения филиппинских властей стало Свято-Богородицким собором. По воспоминаниям очевидцев, деревянный собор стоял на самом высоком месте, откуда открывался красивый вид на океан и ближайший лес.
Через три месяца владыка Иоанн отправился в США, где добился для большинства русских беженцев разрешения на въезд в Америку. Как ему удалось это сделать, до сих пор остается загадкой. Говорят, владыка целыми днями сидел на ступеньках сената, добиваясь приема у влиятельных лиц. К 1953 году все русские эмигранты выехали с Тубабао в США, Австралию и страны Латинской Америки. Как оказалось, вовремя: после отъезда последней группы беженцев на остров обрушилось цунами. С тех пор там больше никто не жил, вся территория временного городка заросла джунглями.
ebooksa