Сам владыка Иоанн с 1951 года продолжил свое служение в Западной Европе, став епископом Брюссельским и Западноевропейским. Его официальная резиденция находилась сначала в Версале, а потом в Брюсселе, но он много времени проводил в Париже и его окрестностях: русские эмигранты часто приглашали его служить в храмах и временно арендуемых помещениях.
В бытность владыки Иоанна епископом Брюссельским и Западноевропейским было восстановлено почитание западных святых неразделенной Церкви (то есть живших до отделения Католической Церкви от Православной) – в православных храмах стали поминать покровительницу Парижа святую Женевьеву (Геновефу), просветителя Ирландии святого Патрика (Патрикия) и других западных святых.
Владыка Иоанн с необычайным благоговением служил Божественную литургию. Во время богослужения он не произносил в алтаре ни одного лишнего слова и не разрешал другим, а после службы сам долго омывал священные сосуды, еще раз прикладывался ко всем иконам – ему нужно было «остыть» от того внутреннего горения, которое он всякий раз испытывал во время литургии.
Все эти годы владыка Иоанн продолжал вести жизнь аскета: обычно он ничего не ел в течение дня и лишь за полночь обедал каким-нибудь простым овощным блюдом, по-прежнему никогда не ложился в постель и немного дремал, сидя в кресле. В четыре утра принимал холодную ванну и становился на утреннюю молитву.
Отец Герман (Подмошенский), тогда семинарист, рассказал, каким увидел владыку Иоанна в 1959 году, во время его приезда в Америку: «Его подрясник был ярко-голубого цвета, сделанный из тонкой, дешевой китайской «ткани для бедняков». Наружное его облачение – саккос – также выглядел своеобразно. Хотя это было и епископское облачение, сделано оно было из белой парусины, на которой были вышиты маленькие крестики пурпурного и оранжевых цветов – руками детей из его шанхайского приюта… Его митра вместо того, чтобы быть блестящим, шарообразным и пышным украшением, демонстрирующим епископальное величие и роскошь (хотя, по сути должна быть образом тернового венца), представляла собой помятый, слегка болтающийся колпачок, который скорее походил на большую скуфью странной формы, со всех четырех сторон на нее были нашиты маленькие дешевые бумажные иконки. Все его облачение было больше его собственного роста, и, казалось, будто он подвешен на нем. Волосы его были растрепаны, выражение лица – весьма сердитое, нижняя губа свисала, а маленькие черные глаза часто закрывались. Но хуже всего была его речь. Воистину, я не мог разобрать даже и одной фразы из его проповеди. Но на молебне, когда он кропил святой водой, весь его образ преобразился – глаза загорелись каким-то внутренним светом, и казалось мне, что его душа ликовала с детьми, которых он обильно поливал только что освященной водой».
Семинаристы быстро убедились, что за «суровым видом» владыки скрывалась любящая, по-детски простая душа. Да и некоторые особенности его внешнего облика объяснились, когда владыку переоблачали перед службой: то, что выглядело как большой живот, в действительности оказалось сумкой с мощами святых, которую он всегда носил на себе. В ней находилась и икона, завернутая в пурпурного цвета бархат, с мощами святого Иоанна Тобольского (Максимовича).
Осенью 1962 года владыка Иоанн прибыл в Сан-Франциско в помощь престарелому архиепископу Тихону, а после его кончины стал правящим архиереем Западно-Американским и Сан-Францисским. В Америке было много его духовных чад – эмигрантов из Шанхая. Русская община в Сан-Франциско в те годы переживала раскол, и владыка сумел внести мир в дела русской колонии, возобновив работы по строительству кафедрального собора в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость». За время стройки ему пришлось претерпеть много клеветы и несправедливых обвинений, даже предстать перед американским судом по обвинению в финансовых нарушениях. Но, в конце концов, все обвинения были сняты, рассмотрение дела в суде в 1963 году закончилось полным оправданием владыки Иоанна. Кафедральный собор в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» был успешно достроен в 1965 году, еще при жизни архиепископа, и он успел послужить в нем несколько месяцев.
В Сан-Франциско на улице Болбоа владыка Иоанн открыл приют во имя святителя Тихона Задонского для детей-сирот. Среди детей он выглядел веселым и счастливым, но прихожане знали, каким строгим и даже грозным мог быть владыка Иоанн. Особенно всем запомнился случай в ноябре 1964 года, когда владыка обратил внимание на полупустой собор во время всенощного бдения – оказалось, что многие прихожане в этот день отмечали модный в Америке праздник Хэллоуин. После вечерней службы владыка велел своему шоферу вести его на бал в Русский центр Сан-Франциско.
«С гневом владыка посохом распахнул дверь, вошел и увидел, что его паства, разряженная во всякие соответствующие костюмы, танцует, справляя Хэллоуин. С гневом, громко стуча посохом о пол, он обошел кругом все помещение. Музыка прекратилась. Некоторые дамы в смущении бросились к нему за благословением, но он гневно отталкивал их посохом и при полном смятении наряженной толпы, не проронив ни одного слова, ушел, сопровожденный всхлипами дам».
Кафедральный собор в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», Сан-Франциско. Современный вид
Утром после литургии владыка Иоанн сказал с амвона обличительное слово в адрес тех, кто участвовал в праздновании Хэллоуина. А на двери храма был вывешен подписанный им указ «О недопустимости участия в развеселениях в канун воскресных и праздничных служб»: «Священные правила повествуют, чтобы кануны праздничных дней проводились христианами в молитве и благоговении, подготовляясь к участию или присутствию на Божественной литургии. Если к тому призываются все православные христиане, то тем более то касается непосредственно принимающих участие в церковной службе. Участие их в развлечениях в кануны праздников особенно греховно. Ввиду сего бывшие в канун воскресенья или праздника на балу или подобных развлечениях и увеселениях не могут на следующий день участвовать в хоре, прислуживать, входить в алтарь и становиться на клирос». На первом месте у него были богослужение и молитва – за всех и каждого.
«Однажды едем с владыкой на машине в аэропорт, – рассказывал регент нового собора в Сан-Франциско Владимир Красовский, – и он просит повернуть на кладбище. Я ему отвечаю, что аэро план не сможет нас ждать, но владыка настаивает. Приехали на кладбище, и владыка пошел обходить все могилы! А их тысячи! Время идет, мы опаздываем на самолет, а он все ходит и ищет кого-то. Я разозлился и вернулся в машину, а владыка продолжал искать. Несколько часов прошло, и ведь он нашел – где-то на самом краю кладбища. У человека, оказалось, был день смерти, владыка послужил на могилке панихиду и пришел в машину: „Теперь поехали в аэропорт!“. Приезжаем, оказалось, аэроплан задержали, и святитель улетел как ни в чем не бывало».
Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский скончался 19 июня/2 июля 1966 года во время пребывания в Сиэтле и был похоронен в крипте кафедрального собора в Сан-Франциско. Он умер во время молитвы перед Курской-Коренной чудотворной иконой Божией Матери.
В июле 1994 года Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский был причислен Русской Православной Церковью Заграницей к лику святых. На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 24–29 июня 2008 года был прославлен для общецерковного почитания.
«Радуйся, Святителю Отче наш Иоанне, последних времен чудотворче!» – поется в акафисте святому Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому. Этот человек жил в разных странах, как у себя дома, проводил богослужения на разных языках, творил чудеса, умел утешать, требовать, сострадать и своей любовью обнять весь мир.
Преподобный Паисий Святогорец (1924-1994)
Мое сердце подсказывает мне вот что: «Возьми нож, изрежь меня на кусочки, раздай их людям и после этого умри.
Афонский старец Паисий Святогорец принимал и выслушивал в каливе (маленьком домике) на святой горе Афон сотни людей, и каждый рассказывал ему о своей жизни, просил духовных советов.
Два раза в год, обычно после Пасхи и осенью, старец покидал Афон и ехал в женский монастырь святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова в Суроти, неподалеку от Салоник. «Я вас как солнышко грею», – полушутливо говорил сестрам Паисий Святогорец. По вечерам монахини и послушницы собирались вокруг старца и задавали ему самые разные вопросы о духовной жизни. Потом, вернувшись в келью, многие записывали для себя по памяти содержание этих бесед. Кто-то из сестер даже осмелился показать геронде (так почтительно обращаются в Греции к духовному лицу) свои тетради с записками.
Вообще-то Паисий Святогорец не любил, чтобы его фотографировали или записывали на магнитофон, и запросто мог отобрать у паломника кассету и выбросить в печку. Каждый совет старца давался по конкретному, индивидуальному случаю и был как лекарство, которое одному приносит пользу, а другому может и навредить. Но с сестрами монастыря Суроти у старца Паисия были особые отношения. «Я тоже „сдаю кровь“, – говорил им старец, – рассказываю о некоторых событиях для того, чтобы помочь другим. Видя, как собранное человеком знание вытесняет из него веру, я, желая его укрепить, рассказываю некоторые события из области веры». С основательницами монастыря святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова Паисий Святогорец познакомился в больнице, где они его навещали и в прямом смысле сдали кровь, необходимую старцу после тяжелой операции на легких. Он помог молодым женщинам основать монастырь в Суроти и больше тридцати лет его окормлял, называя это «духовным донорством».