– Не пришлось тебе увидеть Баталова. А он из-за твоих танков весь день переживал. Наша с ним вина, извини, – словно выполняя последнюю волю Баталова, сказал Саенко Климовичу и сунул в карманы задрожавшие руки.
Климович встал. Слова и голос Саенко заставили его вспомнить свои мысли, с которыми он шел сюда. Сейчас ему было стыдно за них.
– Завтра отплатим за Баталова, даю слово от всех танкистов! – гневно сказал Климович.
– Отплатим, да не оживим, – сказал Саенко с равнодушием непоправимости. Он сел на скамейку, вытянул из-за голенища пачку экземпляров армейской газеты и, взяв себе одну, бросил остальные на стол. – Почитаем, пока связь тянут.
Он сделал это потому, что все время испытывал потребность говорить о Баталове, а говорить не хотел. Раскрыв газету больше для того, чтобы заслониться ею, чем чтобы читать, он на странице увидел под сводкой боевых действий заметку Лопатина «У сопки Песчаной».
Заметка начиналась словами: «Вчера весь день бойцы Баталова штурмовали подступы к Песчаной сопке».
«И сегодня бойцы Баталова штурмовали подступы к Песчаной сопке, – подумал Саенко, пробежав заметку Лопатина и механически отметив, что в заметке почти все было точно. – И завтра будут штурмовать Песчаную сопку, только без Баталова».
Он подумал о том, как теперь будут писать в армейской газете; по-прежнему «бойцы Баталова», или напишут «бойцы Худякова», или «бойцы Худякова и Саенко»? – и решил позвонить в политотдел, чтобы в редакции этого не делали. «Пусть до конца боев продолжают писать: „бойцы Баталова“, тем более что сами они уже привыкли, что их так зовут. А Худяков нисколько не обидится, он не такой человек. И Песчаную сопку пусть, когда она будет взята, назовут Баталовской, как назвали Ремизовскую в июле, когда был убит Ремизов».
Саенко перевернул газету и стал просматривать четвертую страницу, где обычно помещались, как он называл их, «тылы» – небольшие заметки, касавшиеся разных сторон армейского быта. Саенко любил такие заметки потому, что был убежден – не единой войной жив человек и нельзя ему на войне все время долбить только про войну.
Несколько таких заметок было и в этом номере: «Повар спешит на позиции», «Походный магазин на линии огня», «Зубной кабинет на фронте».
Саенко проглядел заметки и вдруг в углу страницы увидел заголовок, который заставил его впервые за последний час забыть, что убит Баталов.
«Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», – Саенко еще раз оглушенно прочел заголовок и, опустив руку с зажатой в ней газетой, обвел взглядом всех находившихся в блиндаже.
Лопатин, Худяков и Климович – все трое молча курили. Пачка газет лежала на столе нетронутая.
«Товарищи!» – хотел крикнуть Саенко, но вместо этого, словно не доверяя прочитанному, еще раз медленно, одну за другой, перечел все семь статей договора, начиная с первой, где говорилось, что «обе договаривающиеся стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами», и кончая последней, седьмой, где написано, что «договор вступает в силу немедленно после его подписания».
– Товарищ Лопатин, – сказал Саенко, вставая и протягивая сложенную пополам газету, – возьмите-ка, прочитайте вслух.
Лопатин рассеянно взял газеты, поискал, куда положить недокуренную папиросу, и, поднеся газету к глазам, замер и долго не начинал читать, так же как Саенко, сначала молча пробежав обе колонки сверху вниз и еще раз – снизу вверх.
– Да! – присвистнул он и начал читать вслух.
Саенко сидел, слушал и все еще не мог заставать себя поверять, что все это, что он сейчас слышит, – в самом деле произошло. Уже шесть лет, с тридцать третьего года, в его сознании армейского политработника жила мысль о том, что существует Германия, а в Германии существует Гитлер, и все это, вместе взятое, есть война, которая безотлучно стоит у наших дверей.
Уже шесть лет Саенко жил с этим сознанием. Он не бывал в отпусках, потому что отпуска отменяли из-за угрозы войны; у него в военном городке была не квартира, а комната, потому что из-за угрозы войны было недосуг строить квартиру для Саенко. Родители Саенко жаловались в прошлом году, что у них на Полтавщине, несмотря на засуху, не снизили хлебопоставки, и Саенко знал: это потому, что существует Гитлер и нужны мобзапасы зерна.
Даже воюя здесь с японцами, Саенко несколько раз за время боев вспоминал о существовании Гитлера с тревогой, которую испытывает человек, знающий, что ему могут выстрелить в спину.
ebooksa