Не ради вина, ибо Абель его обеспечивал им ежедневно, но из любопытства, Дингейм пошёл.
Старый пан Анджей был лучше, чем кто-либо.
– Слушай, ваша милость, – сказал он, подставляя ему кубок, – за ваше здоровье! Будь ты плохой, как хочешь, а между нами есть что-то в крови, так как чувствую, что имею к тебе слабость. Ты хорошо бился, нет на тебе вины, что я сильнее. Гордая душа в рыцаре должна быть, я не ставлю её тебе во зло. Знаешь что, дай-ка мне слово, что появишься в Брохоциц, хотя бы через полгода, и что служить крестоносцам на протяжении этого времени не будешь, отпущу тебя на свободу, делай, что хочешь… Через полгода война, должно быть, закончится. Мне, по-видимому, король хочет отдать ещё Штум. Где я тебя буду за собой таскать? Дай слово, я отдам тебе меч, доспехи, щит, всё, готов тебе даже что-то на дорогу дать, чтобы без гроша не был.
Говоря, он посмотрел ему в глаза. Куно почувствовал себя охваченным его добротой.
Он подал ему руку.
– Если буду жив, – сказал он, – даю рыцарское слово: присоединюсь.
– Кто знает, – добавил, смеясь, Брохоцкий, – когда не буду занят, наберём старых ветеранов и пойдём тебе Дингейм отвоёвывать у брата.
Таким образом, вражда окончилась. Куно был униженный и стоял мягкий как барашек.
Выпили по два кубка, рассказывая, как было под Грюнвальдом, потому что об этой битве никогда наговориться достаточно было невозможно.
– Воевать не буду, – прибавил Куно, – но не ручаюсь, что не таскался бы, дабы посматривать на рыцарское дело.
– Лишь бы тебя где за это любопытство пуля не встретила.
Почувствовав себя свободным, того же дня побежал Куно в городок. Едва показался он на рынке, Матиашова, спустившись к нему по лестнице, вышла к двери, приглашая к себе.
– Есть Носкова? – спросил он.
– Есть, но безумствует, – отпарировала мещанка, – я боюсь от неё какой беды; по ночам вскакивает, ходит сонная и бредит. Удержать её не могу.
Дингейм мигом поднялся наверх. Он нашёл Офку прогуливавшуюся по комнате с распущенными волосами. Лишь он показался на пороге, она подбежала к нему, спрашивая, всё ли готово к дороге.
– Самая важная вещь готова – я свободен, – изрёк Дингейм, – я попрощаюсь с командующим, который является благородным человеком.
Офка его прервала.
– Так! Уже их благородными зовёте?
Она хотела отвернуться от него, но, подумав, слушала да-лее.
– Коня для себя я имею, завтра в сером сумраке нужно ехать, – добавил Куно, – чтобы вас не узнали. Я им скажу, что завербовал двоих людей на службу.