– Татары разбегутся, – произнёс он, моргая глазами. Все вожди их куплены, более десяти Витольд приказал повесить: легко нам удалось их получить. В Витольдовом войске мы имеем своих полно, которые первые тыл покажут и других за собой потянут.
– Из этой несколькодесятитысячной толпы ноги на поле битвы не останется. Люди для поднятия паники подобраны наиболее приспособленные, дадут сигнал; наше левое крыло в погоню только поехав, с тыла к королю приступит, и, с двух сторон окружённый, король напрасно погибнет!
Казначей потёр руки.
– Не рассчитываю ни на короля Сигизмунда, ни на венгерские обещания, но на это мы что-то сами золотом нашим изготовили. Это более надёжно. Недостаточно этого, – кончил казначей, усмехаясь, – в лагере короля, в его шатрах, вокруг его особы мы имеем наших людей, оруженосцев, службу, иностранцев, купленных и уговорённых; мы имеем их рядом с Витольдом, имеем у князей Мазовецких. Кто же знает, – прибавил он, – если для сохранения Ордена будет необходимо дать что в напитке… и на то руки найдутся. Войско без вождя, муж без головы – есть труп.
Великий магистр вздрогнул, однако ничего не ответил.
– Я верю в наше мужество и в реликвии святых.
– И я тоже, – докинул нетерпеливо казначей, – но это не мешает мне работать и хлопотать.
Он пожал слёгка плечами. Разговор прервался, когда комтуры и должностные лица Ордена начинали сходиться.
Шатёр, вокруг которого стоящая стража никого чужого не впускала, всё больше наполнялся прибывающими на совет монахами. Все комтуры, командующие отрядами, присутствовали.
Ульрих открыл совет.
– Послы короля Сигизмунда склоняют нас к миру, – сказал он, – пугают нас силой Ягайлы, чрезмерно раскрашивая это войско, сложенное из непослушных людей. Правда, что эта толпа заполняет великое пространство, но мы же не знаем их вооружения и силы.
Вдруг Лихтенштейн, великий комтур, прервал:
– Мы везём с собой иерусалимские реликвии, – сказал он, – они за сто тысяч людей сойдут, с ними мы непобедимы. Разбежится эта толпа и падёт, а нашим будет старанием, чтобы их ноги не унесли домой, чтобы некому было отнести вести о поражении! Достаточно этих переговоров о мире!
– Достаточно! – воскликнул Швелборн.
– Народ дикий, варварский, не знает искусства битвы, – сказал комтур Глуховский, – что тут численность значит? Наши пушки, наши реликвии, наше оружие, друзья… искусство войны: всё нам такое превосходство даёт над ними, что если бы наших сто с тысячью сражались, страха иметь не годится. Это было бы усомниться в Боге, в себе и во всём, что за нами стоит, и кто господствует в мире! В папе и императоре… Война!
– Война! – повторили все комтуры, почти единогласно.
Двое старцев в стороне стояли молча: были это комтуры фон Венде Гневский и Хацвельд Нешавский. Магистр посмотрел на них.
– А ваш голос? – спросил он.
– Что значат два голоса! – ответил фон Венде. – Предпочитаю молчать.
Иные обратились к нему, особенно Швелборн, с гневом и нетерпением.