Удивлённый казначей подскочил к ксендзу.
– Может ли это быть!
Один взгляд доказал ему, что ксендз Ян лгать не мог.
– Да, это всегда была странная и самовольная натура, неконтролируемый ребёнок, она готова была это сделать.
– И пойти на очевидную погибель! – прибавил ксендз Ян.
Мерхейм, казалось, не разделяет это мнение. Эта преданность Ордену радовала его.
– А ваше преподобие едете, для того чтобы её отыскать и к матери припроводить? – спросил он.
– Не иначе.
– К польскому лагерю? – добавил казначей.
– Да.
– Девушка, как вы говорите, взяла с собой старого кнехта?..
– Того, который командовал людьми.
– Тогда с ней ничего не произойдёт! – рассмеялся казначей. – Не вижу нужды отрывать её от дела, которое, может, учинила из высшего вдохновения. Кто знает, где? Кто знает, что затеяла?
Мерхейм не докончил.
– Вы с нами можете остаться или где в замке пересидить: отпустить вас в лагерь невозможно.
– Ведь я никому навредить не могу?
– Ни вы, ни я о том знать не можем, – отрезал Мерхейм, – девушка на такой шаг не бросилась бы без Божьего вдохновения. Кто же знает? Чудеса случаются!
– Имейте же жалость над матерью! Она умирает от тревоги.
– Для жалости уже не время, – отозвался казначей. – Время войны и судов Божьих. Рождаются Юдифи.
Ксендз Ян вздрогнул.