Порой среди поля на мёртвом коне сидело это чёрное облако, а с приприближением всадников поднималось вдруг, испуганное, и свёртывалось, клубилось, кричало, пока не поднималось в воздух.
Второго дня всадники почувствовали запах гари, которым пропитаны были земля и леса. Издалека синели над пущами облака дыма, а ночью красные зарева отражались вверху на тучах. Ветер, иногда дующий от границ, нёс с собой горький запах пожаров. Воздух, душный от жары, становился от него затрудняющим дыхание: к устам прилегала горечь.
За границей, где татары позволили себе кровавую добычу, следы их были ужаснейшие. Из сгоревших деревень остаток уцелевшего люда, поколеченного, окровавленного, опалённого, теснился около очагов и шалашей, не имея крыш, под которыми могли бы притулиться.
На расстоянии был слышен стон голодных детей, которых матери, качая на руках, успокаивали. Люди с бледными лицами копали корешки и искали травы, чтобы не удовлетворить голод, а обмануть и притупить.
Прибывший к Кужетнику и Рупковское озеро, ксендз Ян и здесь только нашёл пустую стоянку. Он бы встретился с повернувшими назад войсками, если бы, не доезжая до Людборжа, добавленные мазуры не выбрали знакомую дорогу покороче в пущах, догадавшись, что войско шло у Дрвенца. Ягайло отступил назад, когда вечером, с утомлёнными конями, прибыл ксендз Ян в Кужетник, а так как люди боялись заглянуть в местечко, выбрали, поэтому, ночлег у озера, среди верб, из которых какой-нибудь шалаш соорудить было возможно.
Те же самые следы, какие тут разглядел прусский посланец, пошёл во мраке рассматривать ксендз Ян, пытаясь догадаться, куда бы ему дальше следовало ехать. Подумал он также, что у людей в близлежащем городишке он может получить информацию не подвергаясь опасности, от которой его защищала одежда священника. Переходя пешим поле, подошёл уже ксендз Ян к городку, который показался ему почти покинутым, когда напротив себя заметил нескольких выезжающих всадников.
Были это посланцы крестоносцев, которые, чтобы остаться неузнанными, избавились от своих белых плащей. Видя их направляющимися к себе, ксендз Ян остановился, уверенный, что встретил какую-то горсть Ягайловых солдат, и радуясь им в душе. Он отнудь не встревожился, когда его окружили, и, в мгновении ока спешившись, приблизились к беззащитному. Первое слово, с которым обратился передовой этой горсти немцев, вывело ксендза из ошибки. Он достаточно знал их речь, чтобы с ними контактировать.
На вопрос, откуда и за чем направлялся, ксендз Ян ответил всю правду, что искал польское войско.
Радостный смех встретил эти слова, вскоре один схватил его за руку, крича, что поймали шпиона.
Попав в их руки, было уже не до объяснений, не до отговорок; на грудь опустив голову, ксендз Ян, ничего не отвечая, предоставил делать с собой, что хотели.
Угрожали ему виселицей; он поведал им, что был ксендзом. Приветствовали кнехты смехом это признание, утверждая, что у них и ксендзов вешали.
Один из всадников, связав ксендзу Яну руки, приказал сесть на коня, а сам за ним уцепился. До лагеря, ещё стоящего под Дрвенцем, было недалеко, таким образом, крестоносцы поскакали рысью со своей добычей.
Мазуры издалека, в вербах, видя что произошло и будучи слишком слабыми, чтобы отбить, затаились в кустах в засаде, пока кучка людей не исчезла из их глаз.
Спасая себя, когда упала ночь, переловив коней, пасшихся у пруда, они ушли назад в леса, неся плохую весть о пойманном ксендзе, который сам был повинен в своей участи.
Между тем, со своей добычей кнехты направились в лагерь, давая из-за реки знать о себе, с тем, чтобы лучники их не приветствовали с остроколов, как неприятеля. Лошади пошли вплавь, а люди на поданом челне переправились вместе с ксендзом. Ближайшим был шатёр маршала и к нему, тоже ожидая награды, привели приспешники связанного ксендза. Из шатра как раз выходил казначей, когда быстрый его глаз в темноте заметил пленного. Он подошёл, кнехты со смехом рассказали, как он попал к ним руки. Казначей сразу же его узнал.
– Вас какое-то несчастье преследует, мой ксендз, – воскликнул он. – Каким же образом вы могли снова попасть в наши руки?
– Я вам всё расскажу, – ответил ксендз, – тем лучше, что сестра моя остаётся под опекой Ордена, и что это больше её, чем меня касается.
Мерхейм немедленно приказал развязать ксендзу руки и проводить его за собой к палатке. Тут старичок уже должен был сесть, ибо стоять, уставший, не мог. Новость о пленнике скоро много других крестоносцев пригнала в палатку Всё новый заглядывал в дверь и входил, так, что вокруг стояла большая толпа. Хотели узнать что-то о войске и о короле, о которых ксендз Ян столько же знал, сколько и они. Поэтому он замолчал, пока бы не разошлось сборище и не остался один с казначеем. Дали ему даже немного поесть, чтобы мог лучше рассказать о себе и своих приключениях.
Нечего было скрывать и начал он от встречи с Ягайлой и войсками. Мерхейм не имел времени расспрашивать о численности и силе.
– Племянница моя, – сказал он, – дочка Барбары Носковой, сумасбродное дитя. После прохода войск ночью, она исчезла с одним слугой. Мать в отчаянии, догадалась, что, делая ставку на жизнь, она пошла, переодетая, шпионить в лагере.