– Дальше мы не проедем, – сказал Векса. – Слишком узкая тропа ведет в гору. Придется топать на своих двоих.
Солнце уже светило ярко, но София с радостью вышла на открытый воздух. Легкий ветерок освежил голову, и она смогла немного прийти в себя.
Они не торопились – длинная тропа, теряющаяся среди скал, свидетельствовала о том, что подъем будет долгим.
Примерно через час решили сделать небольшой привал. Сели в тени утеса, съели по яблоку и выпили воды. Отсюда деревья в долине казались игрушечными, а река – извилистым ручейком.
– Можно мне полистать вашу книжку? – спросил парень у монахини.
– Это Библия, – ответила она.
– Я в курсе. Она была в дедушкиной библиотеке. Я знаю, о чем в ней речь.
– Неужели?
– Угу. Не убий, не укради, ни делай ничего плохого…
Она протянула ему небольшую книгу в кожаном переплете.
– У меня возникла версия… – Дэн быстро перелистывал страницы и искал глазами какой-то стих. – Вот. Тут говорится о конце света: «двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится».[3] Так ведь и случилось у доктора! Одного из его детей забрали, а второй остался. Значит, скоро всем нам, оставшимся, – кранты. Пора делать ноги.
София сощурила глаза:
– И далеко убежишь? Я вижу, идея о том, что привычный мир рухнет, тебя вдохновляет.
Парень усердно закивал.
– Он уже рухнул, – задумчиво произнес Векса, отрезая армейским ножом кусок яблока и отправляя его в рот. – Когда такие существа беспрепятственно разгуливают по земле, это вроде как начало конца.
– Если вы внимательнее почитаете книгу, которая сейчас в руках Дани, то обнаружите, что появление полудниц – всего лишь крохотное недоразумение по сравнению с испытаниями, которые приготовлены человечеству в конце света.
– Я согласен с сестрой Софией, – добавил до этого молчавший доктор. – Полудницы – дело рук человеческих. Что-то мне подсказывает. Что-то вроде ежегодной статистики по числу смертей в автомобильных авариях: в них людей погибает больше, чем от ураганов и потопов.
– Не будем загадывать, сначала доберемся до базы, – бросил Векса, поднимаясь. – Нам пора.
Подъем казался Илию бесконечным, но не оттого, что ему было трудно физически. Одни и те же образы мучили его с самого утра.
Теперь, когда темп погони поубавился, и появилось время, чтобы думать, – пришли воспоминания. Он представлял себе маленькую дочь в легком платьице, лепечущую что-то ему на ухо, обнимающую его за шею с бесконечным доверием.