Полудницы

Гульшан не кивнула. Ясное дело – их.

«Есть люди, с которыми постоянно случается что-то плохое. Постоянно», – вспомнил он свои же собственные слова о дочери, сказанные еще вчера Гульшан.

«Ну уж нет, – скрипнул зубами Азим. – Хватит. Пора разорвать эту цепочку бесконечных несчастий».

Он громко засопел, соображая, как теперь быть. Выходит, еще один ребенок, которого похитили, – дочка тех самых Морозовых.

Гульшан подошла к пожарищу, коснулась обгоревшего столба, растерла между пальцами пепел и заговорила, так глухо, что Азиму пришлось напрячь слух:

– Когда я в последний раз их навещала, Альбина была беременна. У меня никак не получалось приехать из-за работы в больнице. Сколько прошло? Года три…

– Значит, это их девочка пропала?

– Да, но местные не называли фамилии, и я никак не ожидала…

Она распрямилась, бледная, с лицом растерянного ребенка. Азим никогда не видел ее такой. Он молча подошел, ласково, по-отцовски погладил по затылку, обнял и почувствовал, как она дрожит.

– Они тебе не чужие люди?

– Благодаря им, я не попала в приют. Не пустилась во все тяжкие. Я была непростым подростком. Мнение взрослых для меня ничего не значило. – Она отошла от Азима, судорожно вдохнула. – После смерти бабушки они единственные откликнулись, нашли слова, поддержали. Пусть недолго, но здесь был мой дом.

– Дом не может сгореть, – выпалил Азим. – Дом – это не вещи и не стены.

Она странно посмотрела на него.

– Дом – это люди. Их больше нет.

– Есть, – с мальчишеской горячностью воскликнул старик. – Я пожил на этом свете, знаю, о чем говорю. Они успели сделать из тебя человека. Научили любить. Иди и неси это. Не забудь. И дом всегда будет с тобой.

Гульшан закрыла глаза. Произнесла тихо, но твердо:

– Не забуду.

Горячая капля скользнула по щеке, застыла на подбородке и упала в пепел.

Они шли через поле, уходя все дальше от пожарища. По краям дороги стояли стеной подсолнухи, пестря осиным роем черно-желтых цветков. Поля скоро сменил дикий луг: плавное море покачивающихся кистей мятлика с лиловыми зарослями мышиного горошка в низинах. Трещали кузнечики, высоко то ли свистели, то ли звенели деревенские ласточки, сердито жужжал шмель. Пахло шалфеем, горькой полынью и медом. Они шли, рискуя заблудиться, потеряться среди летних трав, кипящих жизнью. Но Азим не торопил – маленький перерыв им сейчас необходим.

То, что забирает смерть, лечится только жизнью.