Мыши отпрянули, на мгновение застыли, всё ещё хлопая крыльями. Взвились под потолок, образовывая странного рода фигуру, в чьих чертах больная фантазия способна различить человеческий лик. Очень образно и отдалённо, в нависшем живом облаке множества маленьких зверьков улавливались очертания женщины, женщины, которую Дарина не знала — отчего-то скорбной, тоскливой.
С минуту обе смотрели друг на друга. Школьница — с непередаваемым удивлением, волнением и страхом. Женщина — с молящей тоской, сожалением, возможно — с обидой и разочарованием.
Видение рассеялось в лёгкой лиловой дымке, что поглотило в себе и мышей, и замок, и лес за окном, и музыку, пропитавшую воздух.
Вскинув руку вослед ускользающему образу, Дарина проснулась, резко сев на постели в своей спальне. Глаза — широко открыты. Сердце — бьётся как заводное. Лоб покрылся холодной испариной, губы дрожат.
— Такой херни раньше не было, — вслух выдохнула, подкуривая из пачки, оставленной ещё с ночи на прикроватном столике.
Снаружи стоял тёплый летний день, а в календаре — выходной, так что, если отбросить странный сон, всё было более чем радужно. Разве только родители вернулись, и Дарине пришлось съехать обратно на свою квартиру, дабы у них не возникало вопросов.
Взобравшись на подоконник и укутавшись покрывалом, подтянув банку с окурками к себе, девушка продолжала курить, смотря в пустоту улицы рассеянным взглядом, мыслями всё ещё блуждая по замку.
Такой фигни действительно раньше не было: Живой замок мог быть самым разным, но всегда — добрым, пустым и своим. Да, разумеется, там была всякая мелкая живность, растительность и прочее подобное — даже летучие мыши водились. Но ничто никогда не предвещало угрозы, опасности или беды. Всё вокруг всегда подчинялось воле девушки, слушалось её прихотей. А сейчас — как будто хозяев сменили. И это странное лицо чужой, незнакомой ей женщины — школьница никогда не встречала её в жизни. Могла разве что почерпнуть из комиксов каких, или фильмов — но не более. Странностей всё больше, как в реальности, так и во снах, и это напрягало Дарину. Слишком много иррациональной и необъяснимой хрени — это не здраво и сказывается на рассудке, который, к слову, и без того немного тронут своими собственными проблемами.
Нервно постукивая по окаёмке банки, девушка быстрым движением стряхнула пепел, сделала новую затяжку, шумно выдохнула горький «Ватровый» дым — дрянь, редкостная дрянь, хоть и воспетая кругах старых бардов.
«Потом куплю нормальные», — сделала мысленную пометку Дарина.
За окном выл торчок-блявольф. По жизни, наверное, он был совершенно нормальным человеком. А к ночи он становился обдолбышем, царапал стены домов и выл на луну, как настоящий вервольф, только вой его шёл вперемешку с утробным и раскатистым «бля». Скоро за ним приедет отряд инквизиции в синих одеждах, примут его, отправят к себе подобным.
«Светлое утро, ничего не скажешь», — снова усмехнулась девушка.
Внезапно завибрировал мобильный — звонила Саша.
Голос в трубке — неожиданно весёлый, приветливый. Обычно она говорила грустно и тихо.
Предложила встретиться ближе к полудню в парке на Холодной горе.
— Чё ты там делаешь?
— В гостях у друзей, — бодро ответили ей.
— Кхе… в смысле, принято. Как сестра?
— Клёво, она тоже тут.
Дарина отложила телефон, чтобы выдохнуть, закатив глаза, сделала длинную тяжёлую затяжку, выпустила тяжёлый клуб тягучего дыма.