Пляска Бледных

22
18
20
22
24
26
28
30

Хныкает над книгой, которую не желает читать. Сожжённый учебник — и полчаса на рассыпанном горохе в углу.

Тени одноклассников, обступивших её. Две тёмных скалы — отец и мать — нависли над ней.

Силуэт парня, что сидел за ноутбуком.

Оторвался, смотрел на вошедшую девушку. Тряхнул головой, убирая прядь волос. Белая улыбка на чёрных красках. Безликий широкий оскал через всё лицо.

Руслана закрыла глаза, зажмурилась, пытаясь отвернуться.

Снова и снова, потоки самых разных образов из затаившихся уголков души — и все, все вокруг неё. Обступили, окружили, захватили вихрем.

Тысяча голосов — всех не разобрать. Размётанные лица, глаза, улыбки, смех, всё — в чёрных тонах. И только сильные удары снизу всё ещё напоминали о том, что жива.

Опять и опять, в едином ритме, в едином танце, выбивая осколок за осколком, заполняя грани сознания, а потом — сильный, мощный поток, как молния — внутрь.

Стенки сжались, принимая семя, отчаянно пульсировали, не выпуская член.

Сама — опала без сил на грудь, отдавалась той любви, что искала.

Мрак прошёл, стало пусто. Клаус тихо лежал на постели, позволяя обнимать себя. Всё ещё в ней, но слабел, опадал.

Красивый, сильный, статный. Руслана поднялась, смотря на него. Стояла рядом с постелью — такая же нагая, как и он сам, улыбалась. А внутри — ничего.

Засмеялась. Стало как-то необъяснимо весело, легко, хорошо. Настолько, что хотелось гулять, радоваться, ликовать.

Потом — потом снова тьма. Холод, ветер.

Она оглянулась, осматриваясь, не веря своим глазам.

Сидит на лавочке у подъезда. С неба падает снег. Уже совсем поздний вечер. Ни машин, ни звуков, только крики людей вдалеке. Шум драки.

Сама — в тёплой куртке, в шапке, в сапогах.

Нервно теребит телефон в руках, смотрит время, нервничает.

Алёша сейчас с ребятами в соседнем районе, у них разборки. Он обещал вернуться к ночи, а его всё нет, хотя на часах без четверти двенадцать. Она больше так не может, просто не может. И родители говорят, что он ей не пара, и подруги не одобряют. Всё время заставляет беспокоиться о себе, возвращается домой поздно — если возвращается вообще. Ничего толком не говорит о себе, только о ней расспрашивает иногда. Так — молча обнимает, молча же успокаивает.

По ту сторону дороги зажёгся фонарь — и тут же потух. Моргает дрожащим светом.