Орне очнулся под мостом Красношкольной набережной, сидя на траве у усыхающего берега реки. У него всё болело, а произошедшие события тянулись перед мысленным взором, как в тумане. Было больно и холодно.
Боль. Самое первое чувство, которое он ощутил, которое вернуло его в сознание. Следом — тяжесть в голове. Всё тело ныло, как от многочисленных побоев. Сложно заставить себя делать хоть что-то. Никаких мыслей в голове. Только журчание реки и пение небесных птиц.
Он сел на траву, тряхнув головой. Невдалеке расположились на стульях старики, запустив удочки так, будто здесь и правда можно поймать что-то, кроме холеры. Дальше — камыши, болота, вонь сточных вод.
Да, судя по проезжей части, вою машин и запущенной реке, мальчик был в Харькове, в своём собственном времени, сейчас лето, конец августа.
Как оказался здесь — помнил слабо.
Разговор с сестрой был тяжёлый. Она пыталась успокоить его. Потом — провал, только смутные осколки каких-то чужих воспоминаний.
Мальчик подогнул под себя ноги, обхватил голову руками, принялся массировать виски. Нужно было прийти в себя. Хотелось пить. Всё бы отдал за глоток воды.
— Вот ты где!
Он все еще слабо соображал, но голос казался знакомым. Высокий, звонкий, родной. Орне медленно повернул голову: над ним нависла взволнованная сестра.
Короткие рыжие волосы, фенечки на запястьях, футболка с радостным солнцем.
— Привет, — слабо улыбнулся Орне.
— Я уже обыскалась, — нервно продолжала сестра.
Опустилась на траву рядом с ним, скинула рюкзак, достала оттуда бутылку воды и бутерброд, протянула брату.
— На, ешь, ты ж совсем загнёшься. И без того плохо выглядишь.
Тот молча принял пищу, принялся уминать бутерброд с намазкой и колбасой, запивая прохладной водой.
Сильфа всё это время сидела рядом, смотрела на него обеспокоенным взглядом. Настолько разволновалась, что даже не курила.
— Только на секунду отлучилась, — негодовала она, — а тебя и след простыл. Бедный мой.
Тот молча кивнул, доедая импровизированный обед. В душе мальчик был настолько благодарен своей сестре, что даже сказать оказалось нечего.
Лишь управившись с трапезой, он довольно выдохнул и откинулся на траву, положив руки под голову. Сильфа же, в свою очередь, убедившись, что младший брат совсем пришёл в себя, спокойно вздохнула и закурила, продолжая тихо возмущаться в адрес Гертры касательно обращения с ребёнком.
— Ну, родной мой, — улыбнулась она, укладываясь рядом лицом к мальчику. — Как ты сейчас?