– Здравствуй, дорогой, – шепчет она, обращаясь к мужу. – Прости за опоздание, думала, никогда не доберусь, хотела даже пойти пешком, но, на беду, надела сегодня туфли на каблучке, а мои ноги, сам знаешь, не очень-то к ним приспособлены.
– Вот почему я ношу обувь только на плоской подошве, – вмешивается Симона. – Говорят, это вредно для позвоночника, так что и не знаешь, что хуже.
Жанна притворяется глухой, достает из кармана листок со списком тем беседы, бросает на него взгляд и продолжает:
– Сегодня утром выпила кофе с Виктором. Давно мы с ним вот так не сидели… Он хорошо обустроил ложу[29]. Его мать была бы довольна, хоть и предпочитала яркие цвета и оборочки, а Виктор выбрал строгие тона.
– Лично мне больше всего нравится белый цвет. Нет ничего элегантнее белых стен, украшенных несколькими картинами в рамах. Черно-белый интерьер – идеальный вариант. Моя невестка обожает все блестящее, и я каждый раз рискую ослепнуть, бывая в гостях. Навещаю их ради общения с внуками – если бы ждала, когда сын привезет детишек ко мне, успела бы мумифицироваться. У вас есть внуки?
Раздражение победило бонтонность – Жанна повернулась к Симоне.
– Вы разве не видите, что я беседую с мужем, мадам? Окажите любезность, не мешайте нам.
– Ах ты господи, простите, мне так неловко! Я редко могу с кем-нибудь побеседовать и, когда это удается, забываю о хороших манерах.
Жанна продолжила разговор с мужем, но очарование момента исчезло. Родители внушали ей уважение к окружающим – даже в ущерб себе, и она иногда проявляла излишнее сочувствие. Жанна крайне редко поступала в соответствии с собственными желаниями и всякий раз чувствовала себя немыслимо виноватой. Она почти неслышно объяснила Пьеру ситуацию, и они с Будин сели рядом с Симоной. Та и не подумала изображать обиженную и рассказала, что ее муж Ролан скончался пятнадцать лет назад, но она до сих пор ощущает его отсутствие, как если бы лишилась руки или ноги.
– Я ищу потерю здесь и за все эти годы не пропустила ни одного дня! Даже когда мне делали фибросканирование и хотели оставить в больнице до утра, я подписала отказ и не пожалела. Тут я счастлива. Значит, тут мое место, а он как будто рядом, понимаете?
О, Жанна понимала, еще как понимала: единственным смыслом ее собственной жизни были визиты к Пьеру.
Симона оказалась куда приятнее, чем могло показаться на первый взгляд, Жанна оценила момент общения, но все-таки вернулась к мужу.
Когда она уходила, новой знакомой уже не было, а на остановке оказалась в тот самый момент, когда водитель автобуса закрывал двери. Слава богу, он ее заметил и не тронулся с места, пока она не влезла. Такса лежала у ног хозяйки, а Жанна смотрела на дома, пешеходов, машины и фасады бутиков. Некоторые витрины уже украшали к Рождеству, и она подумала: «Как же быстро летит время…»
Тео и Ирис были на кухне, когда Жанна вернулась домой.
– Я напеку вам пирожных с кремом! – гордо заявил Тео, Жанна улыбнулась, поблагодарила, сослалась на срочное дело и закрылась в ванной, где долго рассматривала свое отражение в зеркале. Все в порядке, все на месте, но Симона очень точно выразила словами ее чувства. Уже четыре месяца Жанна чувствовала себя «ампутанткой».
32
Тео
Не уверен, что я создан для карате, а карате уж точно создано не для меня. Каждый раз, услышав команду «К бою!», я делаю все, чтобы моей парой стал Сэм, мальчик десяти лет. Тренер просек жульничество и поставил меня с Лораном, типом на две головы выше, с такими широкими плечами, что я мог бы сесть на них на шпагат. Будь у Лорана ветровые стекла, он выглядел бы как внедорожник. Не человек – стартовая башня для запуска ракет! Шкаф с руками-ногами. Большой, вроде гардеробной Бейонсе[30]. Когда он стоит напротив меня, я не могу решить, как реагировать – то ли руку ему пожать, то ли вывернуть запястье, – но быстро понимаю: этот чувак шутить не намерен.
В конце занятия я осознаю, зачем нас заставляют надевать защитные приспособления. Если бы не щиток, я бы поимел яичницу-глазунью. Надеваю кеды, стараясь не стонать, замечаю улыбку Сэма и спрашиваю:
– Надеюсь, ты не надо мной смеешься, а?
ebooksa