Это останется с нами

22
18
20
22
24
26
28
30

Он хохочет.

– Чуть-чуть… Не злись.

Мы выходим в темноту на холод. Хлопают дверцы машин, взрыкивают двигатели. Сэм говорит: «Пока!» – и идет за велосипедом, мне нужно к метро, но я слышу, как он восклицает:

– Эти гады спустили мне шины! Ублюдки!

Успеваю вовремя прикусить язык и не выдать фразочку типа: «Я в твоем возрасте не сквернословил…» В интернате каждый, кто хочет выжить, должен выглядеть взрослым и сильным, особенно если ты слабый малыш. Нужно уметь создавать шум и занимать место, не выказывая слабины. Иначе быть беде. Грубые слова и жесты становятся чем-то вроде знаков отличия, придающих тебе устрашающий вид. В десять лет я грязно ругался, без конца дрался и не мог дождаться момента, когда вырасту и необходимость в этом отпадет.

– Родители смогут тебя забрать?

– Нет, но я близко живу и дотолкаю велосипед до дома, не развалюсь.

– Я тебя провожу.

– Обойдусь…

– Ты ребенок, а дети не должны по ночам бродить по городу, одного я тебя не отпущу.

Он не умолкает всю дорогу. Рассказывает о трехлетней сестричке, «ужас до чего забавной, когда не тырит игрушки». О своей любимой игре Майнкрафт[31] – «жалко, что папа не разрешает играть на неделе». О коте Шарио – «он спит со мной с котеночных времен». О приятеле Мариусе, который принес в школу сигареты. О том, как ему не терпится пойти в шестой класс. О карате: «Я его обожаю не меньше хип-хопа». О велосипеде – «его уже два раза пытались украсть». Отдышавшись, он продолжает – и говорит, говорит, говорит ломающимся голосом то ли ребенка, то ли подростка. Он смешит меня, вставляя в свой монолог бранные словечки взрослых.

«Я знаю Мариуса с детского сада, он мой лучший друг. Иногда он бывает жутким занудой, но я не злюсь – умею разбавить вино водой»[32].

Или:

«Гребаные угонщики меня достали!»

Я смеюсь, и он принимает это за одобрение.

Дорога занимает десять минут. Малыш достает из рюкзака ключи и говорит: «Спасибо, что проводил…» Услышав, что дверь захлопнулась и замок щелкнул, я иду к метро, послав сообщение Жанне и Ирис: «Немножко задержусь, не волнуйтесь».

33

Ирис

Мадам Болье умерла. В больнице состояние стабилизировали, но через три дня случился второй удар, который ее прикончил. Директриса агентства «успокоила» меня, сообщив, что уже нашла новую подопечную, пожилую женщину с болезнью Паркинсона. Я растерялась, предпочла не отвечать и перевела разговор на другую тему. Деньги, которые я получала за работу у мадам Болье, составляли существенную часть моего заработка, но в день ее смерти они не были первой заботой. Чуть позже ее дочь прислала мне сообщение с благодарностью за заботу о матери. Я в ответ написала несколько удручающе банальных строк, но не решилась выразить свою печаль, зная, как велико ее страдание.

Надия лежит в кровати, когда я вхожу. Сын сидит рядом, погрузившись в чтение «В поисках утраченного времени».