Это останется с нами

Люблю больше жизни.

Жереми

55

Жанна

Когда Жанна вернулась домой, Ирис рассеянно, без аппетита отщипывала кусочки от шоколадной булочки и была занята своими мыслями, явно не слишком жизнеутверждающими, так что Жанне не пришлось рассказывать о визите к офтальмологу, у которого она не была. Врать она никогда не умела, но предпочитала умалчивать о встречах с медиумом, чтобы никому не пришло в голову отговаривать ее от общения с ним. Сеансы подрывали ее бюджет, но она получила хорошую цену за золотые украшения. Придя к ювелиру, Жанна едва не передумала. Многие вещи имели сентиментальную ценность, в том числе крестильный медальон и браслет, подарок мужа, но она предпочла вещам из прошлого возможность общаться с Пьером в настоящем.

Они с Ирис обменялись парой фраз, после чего Жанна пошла к себе, то и дело касаясь ладонью лежащего в кармане конверта.

В последнее время письма приходили реже и были тем ценнее. Она устроилась в кресле у кровати, посадила на колени Будин и начала читать.

Зима 2015-го

Сегодня у Жанны был последний сеанс химиотерапии. Она уже много месяцев борется с раком груди. Пьер был с ней на всех сеансах и обследованиях, у каждого специалиста, который ее осматривал. Жанна впервые выходит на люди без парика. Волосы красивого серо-серебристого цвета постепенно отрастают, и она решила больше их не красить. Они идут пешком – прогулка по свежему воздуху очень ей полезна, тем более что ближайшие дни будут тяжелыми. Пьер и Жанна встречают соседку мадам Партель, ей известно о болезни Жанны, но она все-таки высказывается насчет ее «мужской прически». Жанна не отвечает, она почти никогда ни с кем не пикируется, зато Пьер, задетый замечанием в адрес жены, живо парирует: «Нужен настоящий класс, чтобы так стричься! Вам я бы не посоветовал…»

Жанна улыбается, вспоминая продолжение того инцидента. Соседка побледнела, поджала губы и молча пошла в другую сторону, а они с Пьером хихикали, как нахулиганившие подростки.

Мадам больше никогда с ними не здоровалась.

Боже, как же весело ей жилось с Пьером! У них обоих было чувство юмора людей, которым судьба не оставила выбора. Он был ее лучшим зрителем, она – его. Они часто сравнивали себя с ровесниками и приходили к выводу, что постарели только их оболочки. Пьер и Жанна чувствовали себя детьми, запертыми в телах взрослых, и им совсем не хотелось выбираться наружу.

Жанна начала было складывать письмо, но одна деталь привлекла ее внимание. Она медленно перечитала каждую фразу, пытаясь понять, что ее смутило, споткнулась на восьмой, прочла еще раз и наконец догадалась, кто прислал письмо.

56

Тео

Настал великий день. Конкурс проводился в кондитерской школе Фермад, в Курбевуа. Я собирался ехать на метро, но Филипп решил доставить меня на машине. Было странно видеть его вне стен булочной. Лейла сегодня не работала и тоже захотела присутствовать. Я не стал объяснять, что утром от страха перед испытанием не смог проглотить ни крошки, но, чтобы минимизировать риски, сел на пассажирское место.

Филипп решает, что мне слишком хорошо, и усугубляет ситуацию, как бы невзначай объявив, что, если я пройду этот этап и выиграю следующий, буду напрямую выбран для участия в национальном конкурсе.

– Не сказал раньше, чтобы ты совсем не перетрусил, но сегодня все равно сам узнаешь, так чего уж молчать…

– Да уж, ты выбрал самый подходящий момент, иначе не скажешь!

Лейла кладет руку мне на плечо. Времени возразить не остается, я бросаю взгляд в зеркало: Ирис мне улыбается, Жанна смотрит в окно. Они тоже записались в болельщицы и дружно давят мне на психику, я пытаюсь прогнать из головы мысль о провале, но становится только хуже.

Из тридцати участников-подмастерий, кажется, я один праздную труса, остальные либо и правда спокойны как удавы, либо лучше умеют держать фасон, когда внутри все дрожит от страха. Начало задерживается – ждут еще одного члена жюри, и мы маемся во дворе. Только меня сопровождает свита из четырех человек, другие явились в одиночку или с наставником. Мне неловко, но ничего не поделаешь.