В конце эпохи правления династии Цин родились двое детей, и они до сих пор не повзрослели.
С рождения они были сиамскими близнецами; куда один, туда и второй. Они видели, как пала последняя императорская династия Китая, они пережили годы хаоса, мечтая о том, чтобы наука, словно первая любовь, подарила счастье новой Китайской республике; они пережили годы войны и кровопролития, и с 1950-х по 1980-е обрели немалую известность. Но в середине 1980-х они посмотрели на мир за пределами родины и увидели, что все их сверстники – одиночки, не близнецы, и тогда они возненавидели друг друга. Каждый решил, что второй его унизил, и в конце концов они разделились. Но как только они разжали руки, оба шлепнулись прямо в грязь, из которой смогли выбраться только в 1990-х, после чего, измазанные с ног до головы, каждый пошел своей дорогой. Тогда они обнаружили, что в диких краях рыночной экономики царит хаос и их повсюду подстерегают неудачи. Близнецам уже было больше ста лет, но они по-прежнему оставались детьми. Однажды они снова встретились у обочины дороги и взялись за руки.
Эти дети – китайские научная фантастика и научно-популярная литература.
Это стихотворение Лу Синя часто цитируют, описывая отношение между Китаем и Тайванем. Первая строка определенно применима к нашему рассказу о НФ и научно-популярной литературе; оба жанра обладают долгой и непростой историей. В прошлом веке оба жанра пережили триумфы и поражения, и вместе им было значительно лучше, чем порознь. В 1980-х оба, хотя и по разным причинам, столкнулись с большими сложностями. Будущее НФ осложнили действия политиков, а неудачи научно-популярной литературы скорее связаны с переходом к рыночной экономике. В эпоху, когда главнее всего прибыль, люди внезапно поняли, насколько бессмысленна их любовь к науке и какими наивными были их мечты о карьере в данной сфере. Научно-популярные журналы быстро начали разоряться, а те, что остались, превратились в издания о стиле и моде. Удивительно, но в середине 1990-х оба жанра чудесным образом возродились. С этими жанрами работает новое поколение писателей, и у них мало общего со своими предшественниками. Возвышение и процветание одного из жанров может пойти лишь на пользу второму.
В одном из узких переулков Шанхая, обладающих богатой историей, стоит пустой музей. Там я видел членов редакции «Сонгшуй»[67] и их читателей; они танцевали на улицах, играли на скрипках и показывали фокусы с шестью пистолетами. Я видел, как человек, занимавшийся космическими спутниками, вынул из рюкзака пару новых кубиков Рубика, в том числе кубики 7х7, на сборку которых можно потратить полжизни; у него была еще одна, серебристая головоломка, и если повернуть ее случайно выбранным способом, она становилась похожа на произведение современного искусства…
Однажды дождливым вечером в каком-то из баров Ханчжоу у меня состоялся напряженный разговор с физиком, специалистом по теории струн. Его совсем не беспокоили ее предполагаемые недостатки, и он высоко ценил «Шаровую молнию» и «Задачу трех тел» – потому что, как он сказал, в современных журналах по физике печатают разную чушь. Я до сих пор помню его слова: «Формула точно такая же, как в фантастических романах».
Я без колебаний принял ваше приглашение и присоединился к вам сегодня, поскольку надеюсь, что научно-популярная литература и НФ снова возьмутся за руки: Китай изобрел фантастику, ориентированную на популяризацию науки, и благодаря этому китайская фантастика добилась больших успехов. Я надеюсь, что «Сонгшуй» сумеет воскресить такую фантастику. Это не значит, что нужно нападать на писателей-фантастов, ведь дебаты, которые убили фантастику, которая занималась продвижением науки, – а именно дебаты о том, является ли фантастика научпопом или литературой, теперь уже не имеют смысла. В Китае они были просто отголоском «новой волны» в НФ. Почему фантастика не может быть одновременно художественной и обучающей? Некоторые пользователи «Сонгшуй» уже начали писать фантастику; я жду, когда фантастика для широких масс станет большой литературой. С точки зрения литературы ее качество значительно превзойдет «Сяо Линтун путешествует по миру будущего»; с точки зрения науки она будет более умной, чем «Сто тысяч почему». Возможно, она даже воскресит тот краткий период славы, который некогда был в истории китайской научной фантастики.
Тридцать лет магии
Журнал «Научная литература» (теперь известный под названием «Мир научной фантастики») был неотъемлемой частью моей жизни с момента своего основания – как во времена бума фантастики в восьмидесятых, так и в период долгого периода упадка, который закончился совсем недавно. Но странное дело: пообещав редактору написать про эти три десятилетия, я мало что смог придумать. Поскольку я живу далеко, мое общение с журналом состоит в основном в том, что я отправляю и получаю рукописи; даже сейчас я не знаком с большинством сотрудников и ничего не знаю про их работу и личную жизнь. И несмотря на то, что большинство произведений, которые я написал за последние десять лет, были опубликованы в «Мире научной фантастики», для меня журнал остается такой же загадкой, как и для обычных читателей. О его создании я прочел в новостях (кажется, в «Китайской молодежной газете»). Я помню, что его рекламировали как «первый китайский научно-фантастический журнал». Из произведений, опубликованных в первых выпусках, больше всего мне запомнилась «Бета-загадка» – оммаж на «Я, робот» Айзека Азимова, хотя в то время большинство читателей этого бы не поняли. Она выделялась не благодаря каким-то особым фантастическим элементам, но потому что один из персонажей, директор НИИ, действовал в подполье во время второй японо-китайской войны. Недавно я побывал на встрече местной ассоциации писателей, и на ней кто-то упомянул о том, какой невероятно богатой и разнообразной была литература восьмидесятых, несмотря на то, что она лишь совсем недавно вырвалась из тюрьмы соцреализма. Истории о разных людях, принадлежащих к разным социальным и экономическим классам, хлынули в издательства. Но теперь масштаб и тематика художественной литературы сократились. То же самое можно сказать и о НФ. В 80-е, несмотря на то, что по сравнению с обычной литературой фантастика была примитивной, она продвигала великое множество научных идей. Просто посмотрите на произведения, которые выходили в «Научной литературе». Там были истории об использовании геотермической энергии Гималаев, о борьбе с паразитами с помощью инфразвукового излучения, о переносе человеческого сознания в мозг черепахи и о создании его голографического изображения, о добыче золота из кукурузы, о строительстве дымовых труб, безопасных для окружающей среды, и т. д.
Но еще одно произведение, которое мне запомнилось, не имело никакого отношения к НФ. Однажды мой сосед по общежитию взял свежий выпуск «Научной литературы» и сказал, что одна история ему особенно понравилась. Когда я сам открыл журнал, то даже не был уверен в том, что читаю фантастику: это был рассказ о двух людях, интеллигентной женщине-подпольщице и старом революционере. Женщина вышла замуж за революционера – не по своему желанию, а потому, что ее заставило начальство, и в первую брачную ночь в спальне молодоженов грохнул выстрел. Рассказ не имел ничего общего с научной фантастикой, но он в каком-то смысле иллюстрировал затруднительное положение, в котором оказался этот жанр китайской литературы. Эта история создала у меня дурное предчувствие относительно будущего НФ, и вскоре выяснилось, что мои страхи не беспочвенны: для китайской фантастики наступили черные времена.
Я окончил институт, устроился на работу и попал в первую группу инженеров-компьютерщиков, которые занимались обслуживанием электростанций. Поскольку жизнь и работа внезапно оказались гораздо более напряженными, чем я предполагал, а китайская НФ была в таком жутком состоянии, я на время забыл про «Научную литературу». Через несколько лет, когда работа и личная жизнь немного пришли в норму, у меня снова появилось свободное время. В результате однажды я лишился всей месячной зарплаты, играя в карты в общежитии, и после этого решил выбрать менее дорогостоящее хобби – например, научную фантастику. Именно тогда я начал писать «Эпоху Сверхновой». На дворе были девяностые, и на море китайской НФ стоял мертвый штиль, но я все равно взял мой древний, запылившийся экземпляр «Научной литературы» и отправил письмо по адресу, указанному на обложке. Я был уверен, что пишу в пустоту, однако быстро получил ответ; мне сообщили, что журнал выжил и сменил название – сначала на «Экзотические истории», а затем на «Мир научной фантастики».
В конверте с письмом также лежал бесплатный выпуск журнала, а также пачка листовок – плохо отпечатанных черно-белых рекламных объявлений, – которые меня попросили прочесть, а затем распространить. Мне стыдно в этом признаться, но я не прочел их и не набрался смелости поделиться ими, но сейчас, оглядываясь назад, я пытаюсь понять, что бы подумали люди, увидев утром эти листовки на стенах нашего завода. Но я сохранил эти объявления и прикрепляю здесь фото одного из них. В то время журнал, очевидно, переживал самый сложный период в своей истории. Произведения, которые он публиковал, были очень короткими; одна была про поиски сингулярности сразу после Большого взрыва, а другая – об огромной живой планете. Все они демонстрировали определенную тенденцию: по сравнению с восьмидесятыми список тем расширился, и авторы уже делали акцент не на технические изобретения, а на научные теории. Я отправил огромный первый вариант «Эпохи Сверхновой» главному редактору журнала Ян Сяо, и хотя она не смогла его опубликовать (в то время печатать целые фантастические романы было очень сложно), ее энтузиазм и искренность тронули меня и побудили писать дальше.
Я попросил у Ян Сяо адрес Чжэн Вэньгуана; именно с этим человеком я больше всего хотел познакомиться, еще когда учился в школе. Она прислала мне адрес, но я так его и не навестил. В 2002 году, однажды вечером, когда в Пекинском педагогическом университете проходила церемония вручения премий «Млечный Путь», Яо Хайцзюнь и еще несколько человек решили зайти к господину Чжэну. Поначалу я хотел к ним присоединиться, но кто-то потащил меня на вечеринку, и я решил, что будет другой случай с ним познакомиться. К сожалению, такого шанса мне не представилось.
В 1999 году я побывал на первой в своей жизни конференции фантастов, и именно она произвела на меня самое сильное впечатление – не только потому, что главный редактор «Журнала рассказов» выступил с докладом о литературе, но и потому, что там я впервые лично говорил с людьми о научной фантастике и видел, как они обсуждают ее с другими. Это был странный, почти сюрреалистический момент. Я посетил еще несколько конференций, и больше всего меня поразило то, что состав авторов постоянно менялся. Каждый раз мне казалось, что половина присутствующих – это новые лица, а многих людей, которых я видел на предыдущей конференции, нигде не было видно. Но после 2006 года ряды фантастов, рожденных в восьмидесятые, в общем стабилизировались. И на конференции 2006 года я заметил сильную перемену: появилась толпа модно одетых энергичных людей, которые сильно отличались от меланхоличных, погруженных в мысли об апокалипсисе фантастов. Это были писатели, работающие в жанре фэнтези. В истории китайской фантастики начался важный переходный период.
На самом деле не важно, обсуждаем ли мы мировую фантастику или китайскую; предаваться ностальгическим воспоминаниям еще слишком рано. Тридцать лет – не очень долгий срок даже для одного человека: прошлые победы и поражения – всего лишь пылинки по сравнению с огромными просторами будущего. Ностальгия старит людей, а научная фантастика – литература молодых, она мечтает о новых мирах, о новой жизни. Традиционная литература похожа на китайскую «байцзю» – с годами она становится крепче; научная фантастика, напротив, напоминает разливное пиво – его нужно пить быстро. Даже классика НФ сегодня выглядит жалко и совсем не похожа на откровение. Природа фантастики такова, что произведения этого жанра должны ярко сиять в настоящем, а затем быть преданными забвению. Но НФ не должна бояться того, что устареет. Она, литература, посвященная инновации, останавливает процесс устаревания благодаря бесконечному потоку изобретений и новшеств. В этом она похожа на вечный огонь: пепел падает, но огонь снова вспыхивает ослепительным блеском. Чтобы добиться такого эффекта, научная фантастика должна сохранить свою юность. Только сегодня вечером мы можем позволить себе минуту ностальгии. Завтра утром мы должны снова увидеть мир глазами ребенка и идти навстречу будущему, полному возможностей, которое есть только у детей.
Переходный год для научной фантастики
В октябре 2013 года в городе Тайюань прошла 4-я церемония вручения премии «Туманность». Эту премию вручают фантастическим произведениям, и сама церемония казалась чем-то сверхъестественным, ведь Тайюань находится в провинции Шаньси, цитадели реалистической литературы – в провинции, где родились такие великие писатели, как Чжао Шули[68] и Ма Фэн[69]. Более того, Тайюань – древний город с невероятно долгой историей. Таким образом, конференция, на которой обсуждали, каким будет мир через 2000 лет, прошла в городе, который был построен 2000 лет назад.
В общем, китайская фантастика, написанная в этом году, похоже, не отличается от той, которая вышла в прошлом году. Главная ее особенность – это увеличившееся разнообразие стилей: есть и классическая «твердая» НФ, основанная на науке и технологиях, и авангардистская фантастика, больше склоняющаяся к «серьезной» литературе, есть и произведения, которые находятся на стыке между НФ и фэнтези и покоряют читателей яркими образами и красотой прозы. Примечательно, что среди многочисленных стилей и идей сложно выделить какой-то преобладающий творческий принцип. В нашу эпоху благодаря быстрому развитию и популяризации технологий «волшебство» придуманной новой техники, за счет которого традиционно выживала НФ, постепенно исчезает, и это мощный удар для писателей-фантастов. Однако помехи не остановили китайскую фантастику; она выжила, продемонстрировав огромную стойкость. Если мы рассматриваем китайскую фантастику в целом, то сбалансированное развитие разных стилей и равновесие между ними в этот момент являются реакцией на условия среды – на эпоху, в которой люди привыкли к чудесам. Фантастика, сознательно или случайно, изучает альтернативные возможности и экспериментирует с ними, надеясь найти новые точки для прорыва.
Еще одна невероятная особенность китайской фантастики 2013 года – это внимание, уделенное концепции «научно-фантастического реализма» – способу изображения реальности через призму фантастики. Самые важные категории китайской премии «Туманность» – это «Лучший роман», «Лучшая повесть» и «Лучший рассказ». Две из трех работ, которые заняли первые места в этих номинациях, примыкают к научно-фантастическому реализму. Роман Чэнь Цюфаня «Мусорный прибой» изображает ближайшее будущее, и хотя оно нагружено гиперреалистическими образами, оно явно является потомком нашей реальности. В рассказе Чжан Жаня «Эфир» описан невообразимый, не-технический способ общения в будущем, и в этом произведении фантастика является метафорой того, как в эпоху интернета власти управляют общественным мнением. Данные работы пытаются изобразить реальность с точки зрения фантастики, это – новая перспектива, которую не может предложить читателю реалистическая литература. Концепция научно-фантастического реализма завоевывает признание среди фантастов. Современное китайское общество в ходе модернизации эволюционирует с максимальной скоростью, и в нем, помимо различных возможностей, возникают самые разные проблемы и кризисы, которые становятся мощным источником вдохновения для научно-фантастического реализма. Мы надеемся, что «научно-фантастический реализм», как «магический реализм» в Латинской Америке, сделает китайскую фантастику уникальной.