За спиной Элезарет закрылась дверь.
– Перестань, ты прекрасно знал, что я иду, ведь у тебя теперь уши по всему городу, – отмахнулась Элезарет и села на мягкий диванчик. Такой было бы не стыдно поставить и в её покоях. – Дети из приюта – твоя работа?
– Дети? А, те безымянные, – Джарт улыбнулся, – мне показалось, что рейна будет довольна, если бедные сироты обретут имена.
– Я думала, отрицатели ценят имя превыше всего. А вы так легко их раздаёте? Хранители веры такого не допускали.
– Мы хранители другого рода. Вина? – Он налил ей бокал до того, как она успела отказаться. – Имена – великая драгоценность, и мы не показываем её кому попало. Но чтобы беречь имя, его надо получить, не так ли?
– Верно, – согласилась Элезарет, приняв бокал. – Но хранители веры считают иначе. Вы вызываете подозрения, Джарт. По городу ходят слухи. Да только слепой не заметил бы изменений в храме! Вы пользуетесь отсутствием отца города.
– Как и вы, Элезарет. И наши цели такие же благие, как и ваши.
Джарт обвёл руками комнату.
– Смысл веры не в постоянных лишениях и жертвах. Богиня учит смирению, но это не значит, что нужно жить в бедности или всю жизнь мириться с тем, что тебе не досталось имени. Нам предоставлен выбор: открывать шкатулку или нет, принимать судьбу от дара или строить её самим.
– Тебя послушать, так отрицатели невинны, как младенцы, и чисты, как родниковая вода, – фыркнула Элезарет. – И не вы клеймите бесценных и гноите в тюрьмах еретиков.
– А ворам отрубают руки, и убийц вешают. Таков порядок вещей. Наши меры ничем не хуже любого другого наказания, будь то закон принцев семи ветвей или принцесс Расколотого континента, – пожал плечами Джарт и сел напротив Элезарет.
На нём была белая мантия. Капюшон лежал на плечах, рукава – закатаны до локтей, а ворот – слегка расстёгнут. На хранителя Джарт был ни капли не похож. Торговец пряностями из-за Шёлкового моря – возможно. Или восточный наездник. Не хватало только изогнутого меча на поясе. Элезарет заметила, что на поясе под мантией у Джарта висели ножны. Это странным образом взволновало её: никогда прежде рейна не находилась наедине с вооружённым человеком.
– Когда вернётся Стефан, вашим замыслам придёт конец. Вас вышвырнут из Илассета, а может, и убьют, – заметила она, допив вино. Джарт попытался подлить ещё, но Элезарет ловко перевернула бокал и поставила на поднос.
– Если только вы не… поговорите со Стефаном, – недвусмысленно предложил Джарт, скрестив руки на груди.
– Зачем мне это делать?
– Он приведёт с собой бесценного, и вы вряд ли сможете помешать.
– А ты сможешь? И как же? Захватишь замок? Приставишь нож к горлу Стефана? Может, возьмёшь в заложники меня или принца?
– Эти грубые меры оставьте варварам. Наши методы более… деликатные.
– Повторяю ещё раз: я не буду использовать дар на Стефане, – твёрдо сказала Элезарет и поднялась. – Если у вас нет другой идеи, как не допустить бесценных к моим сыновьям, я сейчас же прикажу войскам очистить храм.
– Чего вы боитесь, Элезарет? Пойти против воли мужа? Настоять на своём? У вас есть рычаг власти, которому позавидует любой правитель, – беспрекословное подчинение, честность и верность. – Джарт подошёл чуть ближе. Он смотрел ей в глаза и говорил проникновенным голосом. У Элезарет мурашки побежали по телу. Она пятилась к двери, чувствуя не то страх, не то любопытство. – Вы можете приказать каждому стражнику защищать вас ценой собственной жизни, и он сделает это. Вы можете быстро и надёжно избавляться от врагов и предателей, находить шпионов, переманивать на свою сторону влиятельных людей. Зачем ещё богиня наградила вас таким даром, если не для того, чтобы править? Народ любит тебя, Элезарет.