Элезарет почувствовала столь сильное отвращение, что ей стало глубоко плевать, искренне прозвучат её слова или нет.
– Стефан, я жду ребёнка.
И вновь он удивил её реакцией. Она ожидала радости, ухмылки или хотя бы того, что он посмотрит на неё. Но Стефан лишь кивнул и сказал:
– Хорошо.
За столом повисло молчание, нарушаемое лишь его причмокиванием да копошением Сирора в тарелке. Элезарет вспыхнула от гнева, но довольно быстро он сменился ледяным презрением.
Когда наконец неподатливый кусочек был вынут и проглочен, Стефан спросил:
– Мне сказали, что Сирор наконец-то научился доставать шкатулку, когда захочется? Это так?
Элезарет сжала пальцы на животе. Там, внутри неё, билось сердечко: сильное, любимое и не имеющее ничего общего с бесчувственным правителем Илассета.
– Рори, покажи отцу, как ты умеешь, – она назвала сына этим прозвищем назло Стефану.
Сирор бросил ложку и с мученическим видом встал. Он глянул на нянечку, которая показала малышу леденец, и с неохотой призвал жёлтую шкатулочку.
– Хорошо, – повторил Стефан. – Я привёз из первой ветви бесценного.
– Что? – Элезарет не притворялась. Рейне действительно показалось, что она ослышалась.
– Он открыл несколько шкатулок принцев, так что можешь не сомневаться в нём.
– Отец, я всё ещё считаю, что это плохая идея, – начал Севир, но Стефан прервал его резким:
– Закрой рот. Это не обсуждается.
– Я его мать! – воскликнула Элезарет. – Ты хочешь решить его судьбу, даже не спросив меня?!
– Я не нуждаюсь в разрешении, дорогая. Я отец города. – Стефан встал, дав понять, что разговор окончен.
– А я твоя жена и мать твоих детей, я рейна Элезарет! И ни один бесценный больше не прикоснётся к шкатулкам моих детей!
Элезарет вскочила, в три быстрых шага догнала мужа и с силой развернула.
Она думала, что он сейчас ударит её на глазах у всех. Но Стефан глянул на её живот и лишь крепко сжал запястье.